Криминальная виктимология

Глава 1. Развитие криминальной виктимологии
§ 1.1. Формирование доктрины о жертве преступления
§ 1.2. Предмет криминальной виктимологии, ее место в системе научных дисциплин
Глава 2. Личность жертвы преступления
§ 2.1. Взаимосвязь личностных качеств жертвы преступления и ее поведения
§ 2.2. Отношения преступника и его жертвы
§ 2.3. Классификация жертв преступлений
Глава 3. Криминальная виктимология
§ 3. 1. Криминологическое учение о жертве преступления
§ 3.2. Вина жертвы преступления
Глава 4. Виктимологические аспекты деятельности органов внутренних дел
§ 4.1. Формы и методы общей виктимологической профилактики
§ 4.2. Виктимологическая составляющая полицейской службы
Глава 1. Развитие криминальной виктимологии
Формирование доктрины о жертве преступления
Наука и практика с давних пор предпринимали многочисленные, не прекращающиеся и по настоящее время попытки раскрыть механизм преступления, проникнуть в суть зарождения и развития противоправного деяния. Теоретическая мысль по проблемам преступности постоянно эволюционизировалась и прошла в своем развитии несколько этапов, вызвав к жизни множество различных, подчас взаимоисключающих друг друга, научных школ, школок и направлений.
Издавна и довольно четко с учетом интересов господствующих классов было сформулировано определение преступного деяния и дана его классификация по составам преступления. Ученые-юристы

и практики не обошли своим вниманием и «главный элемент» преступления – правонарушителя. Однако жертва противоправного акта, как отмечалось выше, длительное время ни научного, ни практического интереса у них не вызывала.
Объяснялось это тем, что потерпевший, законные права и интересы которого нарушены в результате совершенного преступления, рассматривался раньше, да и сейчас нередко рассматривается лишь с эмоциональных позиций. В бытовом, житейском плане в сознании подавляющего большинства людей жертва преступления считается пострадавшей стороной, ассоциируется с личностью, страдающей от неправомерного поведения других лиц, или, что бывает гораздо реже, от собственных неумелых, неосторожных, необдуманных действий. По-житейски здесь все просто: раз кто-то пострадал, значит этот «кто-то» – жертва, а причинивший ему вред – преступник. Но почему именно этому гражданину причинены телесные повреждения или именно его обвел вокруг пальца ловкий мошенник, или именно в его карман опустилась рука вора – над подобными вопросами в повседневной жизни окружающие пострадавшего, как правило, не задумываются. Ибо согласно требованиям общепризнанного «здравого смысла» преступник и его жертва – фигуры полярно несовместимые, диаметрально противоположные, как, к примеру, волк и ягненок, мрак и свет.
Подобный эмоциональный, бытовой взгляд на жертву преступления накладывал отпечаток и на теоретические концепции правоведов прошлого, в частности на учение о наказании за правонарушение. Представители классической школы права во главу угла ставили сам преступный акт. Правонарушитель, а тем более потерпевший их интересовали лишь как производные от преступного деяния. Исходя из такой посылки, представители классической школы права проповедовали, что наказание должно определяться исключительно в зависимости от размеров причиненного преступлением вреда, и рассматривали его как средство возмездия за причиненный вред, как искупление вины. Вольно или невольно над их теоретической концепцией довлел обычай «талиона», восходивший еще к первобытному обществу и требовавший нанесения виновному вреда, эквивалентного тому, который он причинил пострадавшему, по принципу «око за око, зуб за зуб».
Безусловно, и во времена господства классической школы права при рассмотрении каждого конкретного преступления для суда было совсем не безразлично, кто выступает перед ним в роли виновной и потерпевшей стороны – феодал, горожанин или крепостной крестьянин. Классовые интересы правящего сословия строго блюлись судами во все времена.
Потребовались годы и столетия, смена социальных эпох, чтобы возмездие в наказании уступило место подлинно гуманному принципу исправления и перевоспитания виновных и предупреждения новых преступлений. Этот принцип основан на большом историческом опыте. Человечество прошло и через обычай «талиона», и через теорию и практику возмездия преступнику и устрашения других, однако коренного воздействия на сокращение правонарушений они не оказали.
Еще К. Маркс в этой связи подчеркивал, что история и такая наука, как статистика с достаточной убедительностью показали, что со времен Каина никого не удалось исправить или устрашить наказанием . Наоборот, в те времена и в тех странах, – отмечал итальянский просветитель XVIII в. Ч. Беккариа, – где были наиболее жестокие наказания, совершались и наиболее кровавые и бесчеловечные преступления, ибо тот же дух зверства, который водил рукой законодателя, управлял рукой отцеубийцы и разбойника.
В XIX в. в корне отличную от сторонников классической школы точку зрения на оценку преступления выдвинули представители новой теории буржуазного права – позитивистской. Все ее направления – будь то антропологическое (Ч. Ламброзо) либо социологическое (Э. Ферри), либо психоаналитическое (З. Фрейд), или их разновидности – основное внимание сосредоточивают на личности преступника. По утверждению позитивистов, только правонарушитель, его свойства и порочные наклонности приводят к тому, что преступление совершается. Поэтому преступник – по их мнению, единственный конкретный носитель зла – становится основным объектом изучения приверженцев позитивистской школы права. Потерпевший же и у них остался вне поля зрения.
В зарубежной литературе были предприняты даже попытки теоретически обосновать недостаточное внимание к жертве преступления как в прошлом, так и в настоящее время. Например, Б. Мендельсон на вопрос: почему общество занимается только преступником на всех стадиях его «эволюции» – в период профилактики, во время следствия и суда, в период отбытия им наказания, поддерживает контакт с его семьей, занимается его перевоспитанием после освобождения – дает ответ: потому что преступник опасен для общества! И поясняет: «Правонарушитель не спрашивает. Он берет без права на то и без зазрения совести. Общество страшится правонарушителя».
Что же касается жертвы преступления, – развивает свою мысль автор далее, – то общество ее игнорирует, потому что она безопасна. В этом он видит основную причину того, что «общество забывает, что в проблеме преступности имеется контрофактор, т.е. жертва преступления. Мы все прекрасно помним и знаем Джека Потрошителя, Ландрю, Капоне, но кто знает хоть что-нибудь об их жертвах?» .
В приведенном отрывке явный полемический запал автора заслоняет от него объективное положение дел. Общество всегда защищало своих членов от противоправных посягательств на них. Другое дело, что правовая наука и юридическая практика, в частности позитивистская школа права, не уделяли жертве преступления должного внимания. Проблема преступности исследовалась односторонне, лишь с позиции правонарушителя, его личности и поведения. Но это не вина, а беда позитивистов.
Безусловная заслуга родоначальников позитивистской школы права – в том, что они заложили основы криминологии. Однако ограниченность, а в основе своей и антинаучность их взглядов и концепций не позволяли позитивистам правильно и до конца разобраться в механизме преступления, его причинах и составных элементах, понять роль и значение пострадавшего в генезисе преступления.
Со временем все, кому вплотную приходилось сталкиваться с преступной драмой и ее действующими лицами, убеждались, что во многих случаях роль жертвы в зарождении и развитии преступления не столь безобидна, как может показаться на первый взгляд.
Этимология слова «жертва», то есть его происхождение, «родословные» отношения, а также пути его вхождения в европейские языки еще до конца лингвистами не выяснены. Специалисты высказывают предположение о том, что в Европе это слово впервые нашло употребление во французском языке и первоначально носило ритуальный характер, означая живое существо или материальный предмет, приносимые в дар богу. А происходит оно от латинского слова «victima» – жертва.
С течением времени, однако, содержание ритуального слова «жертва» становится более широким по значению и более глубоким по смыслу понятием. В этом нетрудно убедиться, ознакомившись с его семантическим значением в русском языке. Например, в словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона слово «жертва» толкуется следующим образом: «Жертва – умилостивительное или благодарственное приношение Богу от плодов земных или из царства животных… Идея Ж. проникает собою все религии как древнего, так и нового мира, но формы ее разнообразны до бесконечности» .
В словаре В. Даля дается более «земное» толкование этого слова. Здесь жертва определяется как «пожираемое, уничтожаемое, гибнущее: что отдаю или чего лишаюсь невозвратно. Приношение от усердия божеству: животных, плодов или иного чего… Отречение от выгод или утех своих по долгу или в чью пользу: самоотвержения и самый предмет его, то, чего лишаюсь. Пострадавший от чего-либо есть жертва причин этих. Один бывает невинною жертвой злонамеренности, другой же необузданности своей. Приносить жертву долгу, отечеству, признательности…» .
Еще более широкое толкование слова «жертва» дается в словаре русского языка под редакцией Д.Н. Ушакова. В этом издании жертва определяется следующим образом: «1. В древних религиях – приносимый в дар божеству предмет или живое существо… 2. Дар, пожертвование на что-нибудь… 3. Добровольный отказ, отречение в пользу кого-, чего-нибудь… 4. Человек, подвергшийся чьему-нибудь насилию, злому умыслу, пострадавший от кого-, чего-нибудь. 5. …Человек, пострадавший или погибший от какого-нибудь несчастья, неудачи. Пример: он стал жертвой обстоятельств; пожар с человеческими жертвами; жертвы уличного движения. 6. …Человек, пострадавший или погибший во имя чего-нибудь, вследствие преданности чему-нибудь. Пример: он пал жертвой честного отношения к делу; вы жертвою пали в борьбе роковой. 7. Принести жертву чему (книжное), делать что-нибудь во имя чего-нибудь. Пример: он принес жертву во имя дружбы. Принесли в жертву что… пожертвовать чем-нибудь…» .
И, наконец, самый популярный ныне толковый словарь русского языка, составленный С. Ожеговым, дает такое определение слова «жертва»: «1. В древних религиях: приносимый в дар божеству предмет или живое существо (убиваемое при этом), а также приношение этого дара… 2. Добровольный отказ от чего-н. в пользу кого-чего-н., самопожертвование. 3. О ком-чем-н., пострадавшем от насилия, от какого-н. несчастья, неудачи или вследствие преданности чему-н.… 4. То же, что пожертвование» .
Таким образом, семантическое значение слова «жертва» весьма широко. Этим понятием охватываются отнюдь не только живые существа, а тем более человек. Анализ толкований лингвистами слова «жертва» показывает, что могут быть и вещные жертвы, и отнюдь не только в религиозном, ритуальном понятии. В повседневном обиходе мы также встречаемся подчас с фактами распространения понятия «жертва» на вещь.
В автомашине, которой управлял А., отказали тормоза. Автомобиль, набирая скорость, катил под уклон улицы. Когда он был метрах в тридцати от перекрестка, из-за поворота показался мотоциклист. Казалось, столкновение неминуемо. Однако А. в последнюю секунду круто вывернул руль вправо и направил машину на придорожный тополь. Машина серьезно пострадала. Водитель отделался легким испугом, а мотоциклист вообще благополучно избежал аварии. А. писал в объяснении: «Я пожертвовал машиной, чтобы предотвратить человеческие жертвы».
В заказнике одного из музеев длительное время хранились картины. Должных усилий для хранения произведений искусства в подвальном помещении, где оборудовали заказник, не было, и холст нескольких картин от сырости и плесени сгнил. Восстановить его уже не представлялось возможным. Музей понес невосполнимый урон из-за нерадивости некоторых его сотрудников. В данном случае, как отметила авторитетная комиссия, вред был нанесен не только государственной организации, но и произведениям искусства, пострадавшим от неправильного хранения в заказнике.
Следовательно, можно сделать вывод, что в самом широком смысле этого понятия жертвой является любая форма материи, нормальному состоянию или функционированию которой нанесен какой-либо ущерб. С этой точки зрения не имеет значения уровень организации материи – высокоразвитая она или примитивная, одушевленная или неодушевленная. Хотя совершенно очевидно, что от уровня организации материи-жертвы зависит вид вреда, который ей может быть нанесен. Неодушевленной (вещной) жертве может быть причинен лишь механический вред. Одушевленной, но не находящейся на высокой ступени организации, – физический вред. Жертве же, находящейся на высшей ступени организации материи, мыслящей материи, то есть человеку, может быть причинен физический, моральный и материальный вред.
Однако нас интересует не семантическое значение слова «жертва», а социальное содержание этого понятия, ее роль и место в системе общественных связей. С этих позиций жертва без эмоциональных и иных психических восприятий вреда – с научной точки зрения не жертва, а раненое или убитое животное, рыба, птица, поломанная или уничтоженная вещь . Только высокоразвитое, мыслящее существо, наделенное чувствами, эмоциями, а главное – сознанием, способно воспринимать как личный не только уже нанесенный ущерб, но и возможный вред, давать ему оценку и в соответствии с этим соизмерять свое поведение.
Поэтому главным и преимущественным объектом учения о жертве как в теоретическом, так и в практическом плане является человек. Правда, уголовное законодательство ряда стран устанавливает ответственность за истязание животных. Тем самым животные здесь официально признаются в качестве возможных жертв неправомерных действий и берутся под защиту. Однако это не правило, а частное исключение из него, не оказывающее существенного влияния на научные разработки и практические рекомендации учения о жертве на современном уровне его развития.
С учетом сказанного выше понятие «жертва» означает человека, пострадавшего от: а) неправомерных действий других лиц; б) собственного ненадлежащего поведения; в) отрицательных жизненных обстоятельств; г) несчастного случая.
Другими словами, жертвой в узком смысле следует считать человека, который несет физический, моральный или имущественный ущерб от действий других лиц, собственного поведения, событий или несчастных случаев. При этом необходимо иметь в виду, что одни и те же неправомерные действия, события, несчастные случаи в зависимости от условий, места и времени могут принести вред как отдельному человеку, так и группе людей сразу, как физическому, так и юридическому лицу.
Два простых примера из практики. Члены садоводческого кооператива собрали деньги на прокладку водопровода к своим участкам. Пока искали подрядчика, деньги хранились у одного из членов правления в железном ящике на его даче. Однажды обнаружилось, что ящик с деньгами украден. Жертвой вора стали все члены кооператива, «сложившиеся» на водопровод.
На одной из угольных шахт произошел взрыв метана и несколько шахтеров, работавших в этом забое, погибли. В данном случае мы имеем дело с так называемой групповой жертвой.
А вот примеры, когда вред причиняется юридическому лицу. Обворовали магазин сельского потребительского общества. Кто пострадал? Сельпо, как юридическое лицо. Град выбил поле пшеницы в кооперативном хозяйстве, и его пришлось пересеять. Стихийное бедствие нанесло вред кооперативу. Но в том и другом случаях ущерб в конечном счете был причинен людям. В первом примере – пайщикам сельпо, во втором – членам кооператива.
Следует подчеркнуть, что дискуссии о содержании понятия «жертва» в правовой и социологической литературе не прекращаются уже длительное время. Не поставило точку в этих дискуссиях и определение термина «жертва», сформулированное в «Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью», принятой Генеральной Ассамблеей ООН 29 ноября 1985 г. В ней закреплено: «Под термином «жертвы» понимаются лица, которым индивидуально или коллективно был причинен вред, включая телесные повреждения или моральный ущерб, эмоциональные страдания, материальный ущерб или существенное ущемление их основных прав в результате действия или бездействия, нарушающего действующие национальные законы…» В соответствии с Декларацией «то или иное лицо может считаться «жертвой» независимо от того, был ли установлен, арестован, предан суду или осужден правонарушитель, а также независимо от родственных отношений между правонарушителем и жертвой. Термин «жертва» в соответствующих случаях включает близких родственников или иждивенцев непосредственных жертв, а также лиц, которым был причинен ущерб при попытке оказать помощь жертвам, находящимся в бедственном положении, или предотвратить виктимизацию» . Правда, данный акт не раскрывает, какие же это «соответствующие случаи», при которых перечисленные категории лиц относятся к жертвам.
По социальным последствиям наносимого человеку вреда все жертвы можно подразделить на две группы:
а) жертвы всевозможных несчастных случаев;
б) жертвы различных видов правонарушений.
Как свидетельствует статистика, жертвами несчастных случаев ежегодно становятся в несколько раз больше людей, чем пострадавшими от преступлений. По данным Всемирной организации здравоохранения смертность от несчастных случаев уступает лишь смертности от сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний, т.е. несчастный случай занимает третье место в числе причин смертности, а по инвалидности – даже первое. От несчастных случаев общество несет не только громадные человеческие потери, но и колоссальный материальный ущерб.
Дорожные происшествия приносят огромное количество человеческих жертв. На дорогах России в последнее десятилетие каждый год в автоавариях погибало не менее 34 тыс. граждан. В целом, согласно статистике ООН, на дорогах мира ежегодно погибает более 200 тыс. человек, а еще семь миллионов получает травмы и увечья. Не случайно автодорожный травматизм был назван «чумой ХХ века». При этом следует иметь в виду, что на ликвидацию последствий автодорожных происшествий (лечение пострадавших, восстановление машин, выплату страховых сумм и т.д.) тратятся миллиарды.
Во всем мире растет бытовой травматизм. Во многих странах в общей структуре несчастных случаев он вышел на первое место, принося большие человеческие потери и огромный материальный ущерб. По американским данным от бытового травматизма производство в течение года теряет около 150 млн человеко-дней. Это больше, чем от какого-либо иного вида травм, включая пострадавших при автодорожных и других транспортных происшествиях. Причем, как свидетельствует статистика Всемирной организации здравоохранения, женщины страдают от бытового травматизма гораздо больше, чем мужчины.
Можно привести и другие цифры, свидетельствующие о том огромном вреде жизни и здоровью человека и материальном ущербе, который приносят несчастные случаи. Между тем к этим вредоносным событиям и их жертвам государственные структуры и общество в целом относятся равнодушно, до сих пор к ним не выработано должного теоретического и практического отношения.
Ведь если от различных несчастных случаев людей гибнет в несколько раз больше, чем от рук преступников, если от них общество несет колоссальный материальный ущерб, можно ли профилактике травматизма, борьбе с ним уделять меньше внимания, чем, скажем, профилактике и борьбе с убийствами и умышленному причинению тяжкого вреда здоровью? Ответ на этот вопрос, на наш взгляд, должен быть однозначным – конечно, нельзя.
Почему же в таком случае борьбе с травматизмом, профилактической работе с возможными жертвами несчастных случаев не уделяется соответствующего социальной значимости этой проблемы внимания? Почему до сих пор в широком государственном, даже отраслевом масштабе никто не разрабатывает научно обоснованных рекомендаций, как лучше уберечься от несчастного случая? Основная причина, и здесь нельзя не согласиться с мнением специалистов-травматологов, заключается в том, что, к сожалению, несчастный случай подавляющее большинство людей (в том числе и непосредственно ответственные за технику безопасности должностные лица) рассматривают как некую случайность, нечто единичное, не подчиняющееся никакой закономерности и весьма далекое от сознательного воздействия человека. Как некое неотвратимое явление.
В этой связи следует напомнить, что полтора-два века назад преступление рассматривалось точно так же: как случайный, необязательный акт агрессии, не подвластный никакой закономерности. Человечеству пришлось претерпеть немало бед от этих казавшихся случайными вспышек актов убийц, насильников, воров, прежде чем бельгиец А.Е. Кетле на полной научной основе заявил: «Мы можем рассчитать заранее, сколько индивидуумов обагрят руки в крови своих сограждан, сколько человек станут мошенниками, сколько станут отравителями, почти так же, как мы заранее можем подсчитать сколько человек родится и сколько человек умрет…» .
В наши дни уже неоспоримо доказано, что преступность – это социальное явление, имеющее причины и условия зарождения и развития, а следовательно, подчиняющееся определенным закономерностям. Эти закономерности изучаются рядом наук, ведущее место среди которых занимает криминология. А вот несчастный случай все еще рассматривается как случайность, хотя фактически он представляет собой несчастную закономерность, которая пока что по-настоящему не заинтересовала ни фундаментальную, ни прикладную науку. Однако для многих ученых и практиков все более очевидным становятся масштабы и актуальность социальных, экономических и морально-этических аспектов проблемы несчастного случая.
Видимо, назрела необходимость глубокого, теоретически обоснованного изучения механизма несчастных случаев, их причин и условий для разработки научных мер по их предупреждению и профилактике.
В современных условиях, когда научный прогресс во многом обеспечивается за счет дифференциации и интеграции отдельных отраслей знаний, а также с учетом серьезного социального значения проблемы охраны потенциальных пострадавших от различных форм вреда, закономерно встает вопрос о необходимости комплексного, системного исследования жертв (всех их видов и категорий) в рамках самостоятельной научной дисциплины. О необходимости глубокого и всестороннего теоретического изучения всех видов жертв – будь то пострадавшие от преступных деяний или несчастных случаев – на социальном, психологическом и биофизическом уровнях и выработки на этой основе практических рекомендаций по наиболее эффективной их защите от возможного вреда высказывается целый ряд отечественных и зарубежных специалистов (правоведов, психологов, социологов, медиков).
Изучением жертвы любого вида и всех связанных с нею теоретических и практических вопросов, по нашему убеждению, должна заниматься специальная самостоятельная комплексная научная дисциплина – виктимология . Ее основными задачами могли бы стать:
а) изучение причин и условий зарождения и развития (генезиса) такого феномена, как жертва;
б) исследование социальной, психологической и биофизической структуры всех категорий жертв;
в) выяснение и анализ общих характерных элементов для всех категорий жертв и специфических особенностей для каждой из них;
г) выработка научно обоснованных практических рекомендаций для организации общей и индивидуальной профилактики потенциальных жертв, определение для них соответствующих мер безопасности;
д) разработка теоретических и практических проблем возмещения вреда, причиненного жертве.
При современном состоянии научных разработок о жертвах очевидно, что виктимология в таком ее понимании – дело будущих поколений ученых-виктимологов широкого профиля, а не только юристов, составляющих подавляющее большинство нынешних исследователей виктимологической проблематики. По мере возрастания в обществе социальной заинтересованности и потребности в защите каждого пострадавшего, независимо от источника причинения ему вреда, а также накопления соответствующего фактологического материала и его научной обработки будет окончательно сформирована научная дисциплина, аккумулирующая весь комплекс знаний о жертвах любого вида. А термин «виктимология» обретет свое истинное содержание.
Однако уже на современном уровне знаний о видах жертв в виктимологии можно выделить две самостоятельных, но взаимосвязанных научных отрасли:
Учение о жертве правонарушений – деликтная виктимология . В данной отрасли общего учения о жертве легко различаются по крайней мере два направления исследований:
а) жертв преступлений. Научную дисциплину, изучающую жертвы преступлений, мы и называем криминальной виктимологией;
б) жертв иных правонарушений (гражданских, трудовых, административных и проч.). Данное научное направление можно назвать собственно деликтной виктимологией или деликтной виктимологией в узком смысле этого понятия.
2. Учение о жертве несчастных случаев – травмальная виктимология . В зависимости от объекта исследований травмальная виктимология, на наш взгляд, должна включать следующие направления:
а) исследования жертв производственного травматизма;
б) исследования жертв транспортного травматизма;
в) исследования жертв бытового травматизма;
г) исследования жертв иных несчастных случаев.
Следует отметить, что на вопросах травмальной виктимологии автор данной работы остановился очень фрагментарно и лишь с целью показать ее место в общем учении о жертве. Настоящая книга посвящена фундаментальным и прикладным началам учения о жертве преступления, то есть криминальной виктимологии.
Предмет криминальной виктимологии,
ее место в системе научных дисциплин
Учение о жертве преступления в качестве научного направления начало оформляться, как отмечалось выше, лишь в конце сороковых годах минувшего столетия, хотя потерпевший, понесший физический, моральный либо материальный ущерб от преступления в силу особенностей личности или упречного поведения, привлекал внимание практиков и ученых давно.
Интересно отметить, что разработкой проблем, связанных с личностью пострадавшего от преступного посягательства, его взаимосвязей с причинителем вреда и некоторых других аспектов криминальной виктимологии почти одновременно, независимо и самостоятельно начали заниматься ученые в странах бывшего социалистического лагеря и в США, а также в ряде других капиталистических государств. Это лишний раз подтверждает, что к этому времени назрела объективная необходимость в научном осмыслении накопленных эмпирических данных о пострадавшем от преступления, а дальнейшая разработка вопросов, связанных с жертвой противоправного деяния, стала весьма актуальной как для теории, так и для практики борьбы с преступностью.
В капиталистических странах наиболее широкое развитие виктимологические исследования получили в США, ФРГ, Канаде, Японии, Швейцарии и Финляндии. Причем наряду с дальнейшей разработкой теоретических проблем криминальной виктимологии в 60–70-е годы XX в. все большее внимание начинает уделяться практическим аспектам этого нового научного направления в профилактике правонарушений и борьбе с преступностью. Именно к тому времени относится организация специальных виктимологических клиник в США. В академии по подготовке руководящих кадров полиции в Хильтрупе (ФРГ) слушателям начинают читать учебный курс по основам виктимологии, для них организуются семинары по применению рекомендаций виктимологии в полицейской практике. В Токио учреждается институт, в котором не только ведутся исследования по виктимологической проблематике, но и готовят специалистов – виктимологов. Проблемы новой научной дисциплины начинают изучать на юридических факультетах некоторых учебных заведений Японии.
Новое научное направление вышло за рамки отдельных государств. В 1973 г. в Иерусалиме проводился первый международный симпозиум по виктимологической проблематике, через три года – в 1976 г. – в Бостоне состоялся второй аналогичный симпозиум.
Много и плодотворно над разработкой проблем криминальной виктимологии трудятся ученые Болгарии, Венгрии, Польши, Югославии. Первая попытка обобщить результаты исследований ученых бывших социалистических стран была предпринята венгерскими коллегами в их докладе на Международном конгрессе по криминологии в Мадриде (1970). Доклад этот назывался «Роль виктимологии, ее значение в системе криминальных исследований в Венгрии, в Советском Союзе и в других социалистических странах со специальным аспектом на преступления, совершаемые путем насилия».
Итоги усилий ученых и практиков различных стран мира по защите потенциальных потерпевших и пути выработки «более эффективных мер в интересах жертв любого вида» специально обсуждались на VII Конгрессе Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, который состоялся в августе–сентябре 1985 г. в Милане. Проблемы защиты прав человека – жертвы преступлений и злоупотреблений властью рассматривались также на VIII Конгрессе ООН, состоявшемся в августе-сентябре 1990 г. на Кубе.
Отечественные исследователи также внесли заметный вклад в разработку общих и частных вопросов криминальной виктимологии. Ими был выполнен ряд оригинальных работ по концептуальным проблемам виктимологии, осуществлены проблемные исследования о личности и поведении жертвы преступления. Причем отечественная виктимология начиналась не на пустом месте. Личность потерпевшего, его поведение, роль в раскрытии и предупреждении преступлений отечественными специалистами исследовалась в рамках традиционных наук еще задолго до того, когда в научный обиход вошел термин «виктимология». Правда, все они проблему потерпевшего изучали и изучают не в целом, а лишь в рамках своего предмета исследования. Так, различные аспекты проблем потерпевшего от преступления изучаются специалистами уголовного права и уголовного процесса, криминологии и криминалистики, судебной психологии и судебной психиатрии, судебной медицины и ряда других научных дисциплин. Определенное внимание личности и поведению пострадавшего уделяется в работах по вопросам необходимой обороны, «вины потерпевшего» и даже при изучении самоубийства как социального явления.
Однако все эти научные дисциплины (и в первую очередь криминология и криминалистика), изучая жертву преступления, подчиняют свои усилия задаче быстрейшего раскрытия преступления либо поиску более квалифицированного ответа на вопрос: кто совершил преступление, что представляет собой правонарушитель? Лишь криминальная виктимология изучает жертву преступления в качестве главнейшего и самостоятельного предмета исследования. Ни одна другая научная дисциплина этой проблемой в такой плоскости не занимается.
Но поскольку криминальная виктимология, как отдельное научное направление в исследовании преступности и выработке мер борьбы с нею, еще достаточно молода и не располагает в полной мере необходимой самостоятельной эмпирической и статистической базой, результаты исследований названных выше наук имеют для нее существенное значение. Наибольший интерес для виктимологии на нынешнем этапе ее развития представляют статистические данные о фигуре потерпевшего, результаты социологических исследований, в большей или меньшей степени затрагивающие качественные и количественные характеристики жертвы и ее взаимоотношения с преступником, иной фактический материал о пострадавшем, вплоть до научного описания отдельных примеров из практики.
Научная информация, содержащаяся в целом ряде работ отечественных специалистов по уголовному праву, уголовному процессу, криминологии, криминалистике, судебной психологии и ряду других научных дисциплин, дает богатый исходный материал для теоретических разработок общих и частных проблем криминальной виктимологии, практических рекомендаций по профилактике правонарушений и борьбе с преступностью с позиции новой научной дисциплины, а также для более четкого разграничения аспектов исследования криминальной виктимологии и других наук, в той или иной мере занимающихся изучением потерпевшего.
Вместе с тем в нашей стране, начиная с 60-х годов прошлого столетия, широкое развитие получили сугубо виктимологические исследования. Ныне имеется уже довольно обширная библиография работ, посвященных структуре жертвы преступления, ее поведению, особенностям взаимоотношений пострадавшего с причинителем вреда, по другим теоретическим и практическим вопросам криминальной виктимологии.
Отечественные виктимологи имели возможность обменяться научными концепциями, взглядами, вариантами методик исследования на региональных конференциях по виктимологической проблематике, которые состоялись в Вильнюсе (1978), Иркутске (1978) и Душанбе (1979). Широкая творческая дискуссия по различным аспектам современной криминальной виктимологии прошла на первой Всесоюзной научно-практической конференции, состоявшейся в ноябре 1981 г. в Душанбе. На ней были рассмотрены вопросы теории и практики виктимологической профилактики правонарушений и выработаны рекомендации по активизации деятельности правоохранительных органов по более эффективной защите потенциальных жертв от преступных посягательств. По существу, на этом научном собрании были обобщены творческие усилия первой плеяды отечественных виктимологов и подытожены результаты широко развернувшихся в СССР с начала 60-х годов прошлого столетия виктимологических исследований.
Наряду с ростом отдельных публикаций по виктимологической проблематике еще в советский период, в СССР вышел в свет ряд тематических междисциплинарных сборников научных трудов, посвященных комплексному изучению проблемы потерпевшего. Первый из таких сборников под названием «Потерпевший от преступления» вышел в свет в 1974 г. во Владивостоке. Второй – «Виктимология и профилактика правонарушений» – был издан в Иркутске в 1979 г. Здесь же в 1982 г. был опубликован другой сборник научных трудов, озаглавленный «Виктимологические проблем борьбы с преступностью».
По виктимологической проблематике выполнен ряд диссертационных исследований, подготовлено несколько монографических работ.
Современное состояние фундаментальных и прикладных проблем отечественной криминальной виктимологии было проанализировано на научно-практической конференции «Безопасность личности и виктимологические проблемы предупреждения преступлений», которая состоялась в октябре 2006 г. По материалам конференции был подготовлен и издан сборник научных трудов. Участниками конференции разработаны также научно-методические рекомендации, адресованные заинтересованным ведомствам и организациям – в первую очередь руководителям правоохранительных ведомств страны .
Таким образом, имеются, на наш взгляд, все основания говорить о плодотворном развитии в нашей стране нового направления в теории и практике борьбы с преступностью – отечественной криминальной виктимологии. Продолжается активное накопление статистического и социографического специального материала, его теоретическое осмысление и системный анализ, предпринимаются на этой основе попытки выработать конкретные практические рекомендации об использовании выводов и предложений виктимологии в практической деятельности правоохранительных органов и общественных организаций по профилактике правонарушений и борьбе с преступностью.
Следует отметить, что с первых же шагов развития криминальной виктимологии наметились два принципиально различных подхода к объяснению природы жертвы преступления и оценке ее роли в генезисе противоправного деяния. Буржуазные правоведы с помощью виктимологии пытались найти выгодное для них объяснение преступности в западном обществе, стремились еще более, на новой «теоретической основе», замаскировать истинные, социальные причины, порождающие преступность. Например, немецкий ученый Ф. Экснер пишет, что во многих преступлениях жертва, черты ее характера, ее телосложение, действия, отношения с преступником играют исключительно важную роль в преступной ситуации. Существует нечто вроде личной предрасположенности, – утверждает этот автор, – быть жертвой определенного типа преступного деяния. Наличие такой предрасположенности, следовательно, является определяющим элементом зарождения и развития преступления.
Еще более четко эту же идею сформулировал уже цитируемый выше криминолог Ганс фон Гентиг. В «Заметках о взаимоотношении преступника и потерпевшего» он утверждает, что взаимоотношения между преступником и потерпевшим соответствуют взаимоотношениям между хищными и травоядными животными. Разница в отношениях между хищными и травоядными животными в мире животных и в отношениях между преступником и потерпевшим в том, что хищным зверям приходится самим охотиться за добычей, в то время как жертва преступления во многих случаях сама активно вводит в искушение преступника. Если мы считаем, что есть прирожденные преступники, заключает автор, есть и прирожденные потерпевшие.
Ему вторит и канадский ученый Е. Фаттах, утверждая, что некоторые люди «притягивают преступника, как ягненок волка».
Данная концепция, проникнутая, прямо скажем, мистикой, скрывает социальную сущность преступности. Выдвигая на первый план биологические причины взаимоотношений преступника и потерпевшего, особую генетическую предрасположенность жертвы, теоретики буржуазного права, возвращаясь к идеям позитивистов, но теперь уже применительно к жертве, пытаются затушевать основные причины преступности.
Отечественные правоведы, исходя из социальных причин преступности, поведение потерпевшего считают лишь одним из обстоятельств, влияющих – и порой весьма существенно – на возникновение и осуществление преступного замысла. Причем поведение это отнюдь не связано с так называемым генетическим кодом, биологической наследственностью индивида. Не отрицая того факта, что генетический код влияет на особенности телесной организации человека, особенности его нервной системы, темперамент или типологические свойства личности, российские ученые доказали, что биологическая наследственность не определяет и не может определять конкретного поведения человека, ибо содержательная сторона личности и ее поведение не наследуются, а формируются всем укладом социальной жизни общества, той средой, в которой человек воспитывается и проявляет себя как социальное существо.
Личность человека, как совершенно правильно отмечал С.А. Тарарухин, «социально детерминирована. Это относится и к поведению. Хорошими или плохими люди становятся в результате социально обусловленного развития и воспитания, а не в результате генетического наследования зла или добра. Естественные задатки личности могут с равным успехом служить самому благородному и возвышенному и самому безобразному и отталкивающему» . Это в равной степени относится также к личности и поведению жертвы преступления.
Поэтому, когда мы употребляем выражение «специфическая предрасположенность отдельных людей становиться жертвами преступлений», то вкладываем в него не биологическое, а социальное содержание.
Подобная предрасположенность ни в коей мере не предполагает какой-то фатальной неизбежности человека неминуемо становиться пострадавшим от преступной агрессии. Она (эта предрасположенность) представляет собой лишь степень относительной способности оказаться в роли потерпевшего, которая обусловлена совокупностью личностных свойств и качеств того или иного человека в определенной жизненной ситуации, отрицательно взаимодействующих с внешними факторами. Л.В. Франк, по нашему мнению, совершенно обоснованно утверждал, что составные элементы такой совокупности личностных свойств и качеств человека в определенной степени управляемы, как управляем и процесс формирования личности в целом. И, исходя из этой гипотезы, он констатировал: «В принципе степень виктимности любого человека может быть сведена к нулю, и тогда он почти в любой опасной ситуации будет способен выбрать наиболее правильный, оптимальный (или близкий к нему) вариант поведения» .
Отечественная криминология с бесспорностью доказала, что в большинстве случаев принятие правонарушителем преступного решения определяется прежде всего особенностями его личности, его социальными свойствами. Система взглядов, привычек и интересов правонарушителя, его представлений о себе, своих обязанностях и ответственности перед другими людьми и обществом в целом – вот главное, определяющее звено в выборе преступником своего поведения. Вместе с тем нельзя сбрасывать со счетов о конкретную жизненную ситуацию, в которой оказывается правонарушитель и его жертва.
Для личности нравственно и морально неустойчивой, склонной к правонарушениям, эта ситуация, в том числе и поведение потерпевшего, может играть существенную роль, способствуя зарождению и осуществлению преступного намерения. Задача криминальной виктимологии как раз и заключается в том, чтобы вскрыть закономерности упречного, отрицательного поведения пострадавшего, механизм его взаимоотношений с правонарушителем и выработать научно обоснованные практические рекомендации по наиболее эффективной охране возможных жертв от преступных посягательств. Успешному решению этой задачи помимо других условий будет способствовать принципиальная критика теорий и положений зарубежных специалистов в области виктимологии, а с другой стороны – творческий анализ опыта их исследований, в частности, той полезной виктимологической информации, которая ими накоплена.
Криминальная виктимология имеет не только сугубо теоретическое значение для более правильного уяснения такого социального явления, как преступность, но и огромное практическое значение для лучшей организации профилактики правонарушений и борьбы с ними, укрепления правопорядка в целом. Сейчас уже становится все более очевидным, что с преступностью успешно можно бороться не только путем сокращения потенциальных правонарушителей, но и применяя широкий комплекс мер по уменьшению числа возможных жертв. Чем лучше человек будет защищен от любых посягательств на его физическую, имущественную и моральную неприкосновенность, тем крепче и незыблемее станет правопорядок.
Другими словами, криминальная виктимология в конечном счете призвана вырабатывать такие защитные меры, которые помогли бы избегать ситуаций, когда поводом для противоправных действий могут стать личностные качества и поведение самого пострадавшего, то есть подсказать пути и методы «сведения степени виктимности человека к нулю». И в этой связи криминальная виктимология, как совершенно обоснованно отмечает В.И. Задорожный, «в отличие от других наук принимает участие в разработке не только правовых, культурно-воспитательных, но и иных мер предупреждения преступности, имеющих конкретную виктимологическую напрвленность: педагогико-психологических; реабилитационных; мер по возмещению ущерба и др.» .
Подводя итог сказанному, попытаемся, не претендуя на бесспорность, дать определение криминальной виктимологии, сформулировать ее предмет и охарактеризовать основные методы виктимологических исследований.
По нашему мнению, в самом общем виде криминальная виктимология – это научная дисциплина, являющаяся относительно самостоятельной отраслью общего учения о жертве, которая исследует пострадавшего от преступления как системный элемент уголовного деликта, его количественные и качественные социальные, психологические и биофизические характеристики, закономерности взаимоотношений с преступником, а также разрабатывает для практики борьбы с преступностью более эффективные формы и методы виктимологической профилактики и меры защиты жертв преступлений.
Предметом криминальной виктимологии являются:
а) виктимность, как специфическое объективное биопсихосоциальное явление;
б) количественные и качественные характеристики лиц, которым преступлением причинен физический, моральный, материальный ущерб;
в) виктимогенная обстановка, то есть обстоятельства и условия, которые возникают в связи с особенностями личности или поведения потенциальной жертвы и создают повышенную опасность причинения ей вреда;
г) природа и закономерности отношений жертвы и преступника как в предпреступной ситуации, так и в момент противоправного деяния и после его окончания;
д) формы и методы защиты возможных жертв от преступных посягательств; профилактические меры по снижению индивидуальной, видовой, групповой и массовой виктимности;
е) меры по возмещению вреда, понесенного жертвой в результате преступления.
Здесь дана «количественная» характеристика предмета криминальной виктимологии путем перечисления его элементов. Но есть у этой категории и «качественная» характеристика. Она заключается в том, что предметом криминальной виктимологии является изучение закономерностей образования и существования виктимности (индивидуальной, видовой, групповой, массовой).
Ставя под сомнение обоснованность отнесения к предмету виктимологии перечисленные выше его элементы, В.В. Вандышев утверждает, что предмет данной научной дисциплины «поглощается предметом криминологии» , отказывая тем самым виктимологии в самостоятельности предмета исследования. Это явное заблуждение. Ведь в том же сборнике, в котором опубликована рецензия В.В. Вандышева на наши работы, отмечается, что «советская виктимология сегодня – вполне сформировавшееся самостоятельное научное направление в области теории и практики борьбы с преступностью со своим специфическим предметом, понятийным аппаратом, задачами, функциями и методами исследования» .
Следует подчеркнуть, что для большинства российских и зарубежных виктимологов вопрос о предмете криминальной виктимологии решается однозначно положительно. Правда, как и при определении содержания категорий виктимности и виктимизации, понятие предмета новой научной дисциплины разными авторами определяется неоднозначно. «Предмет изучения современной виктимологии, – пишет Л.В. Франк, – прежде всего лицо, потерпевшее от преступления» . В другом месте этой же работы он утверждает: «Именно виктимность как сложное криминально-правовое и социально-психологическое явление, а не просто потерпевший, составляют в конечном счете предмет «виктимологии».
В последней своей монографии «Потерпевшие от преступления и проблемы советской виктимологии» Л.В. Франк подчеркивает: «…предмет изучения современной виктимологии: личность и поведение потерпевших от преступных посягательств; их роль в генезисе преступления; криминологически и криминалистически значимые отношения и связи между жертвой и преступником; пути и способы возмещения или сглаживания вреда, нанесенного потерпевшему в результате преступного посягательства». И далее: «специфическим предметом виктимологии являются, во-первых, потерпевшие от преступления, как определенная совокупность лиц и процесс их превращения в жертвы преступных посягательств; во-вторых, индивидуальная способность тех или иных лиц стать потерпевшими или, иными словами, неспособность избежать преступного посягательства, противостоять ему там, где объективно это было возможно» .
Л.В. Ильина к предмету криминальной виктимологии относит в первую очередь «изучение лиц, пострадавших (в том числе погибших в результате преступления, их личностных свойств и поведения, которые находились в той или иной связи с совершенным преступлением), взаимоотношение потерпевшего с обвиняемым, а также исследование криминологических ситуаций, механизм поведения потерпевшего в них» .
Б. Мендельсон считал, что предметом исследования виктимологии является жертва в широком смысле, в том числе и потерпевшие от преступлений . Р. Гассер, разделяя в принципе данную точку зрения, подчеркивал, что в задачу виктимологии входит изучение виктимной предрасположенности, особенностей и особого поведения жертвы, а также ее профессионального и социального положения .
Следовательно, большинство специалистов при определении предмета криминальной виктимологии акцентируют внимание прежде всего на его «количественной» характеристике, то есть дают перечисление основных элементов предмета исследования (полное или неполное – это уже другой вопрос). Такое решение, на наш взгляд, дает возможность более полно уяснить содержание предмета науки, чем указание на его качественную характеристику – познаваемые данной наукой закономерности.
Однако характеристика любой научной дисциплины не исчерпываются только ее предметом. Она включает в себя и методы, то есть пути, способы познания предмета данной научной дисциплины. Отечественная криминальная виктимология использует не один, а целую систему общих и частных методов исследования, которые, вполне естественно, используются и другими научными дисциплинами, особенно близкого профиля, скажем, криминологией, психологией, педагогикой.
В криминальной виктимологии нашли применение такие общие способы исследования, как конкретно-социологический метод, метод сравнительного изучения фактов действительности, статистический метод. Каждый из общих методов включает в себя ряд частных способов исследования. Так, конкретно-социологический метод может реализовываться через метод целевого интервьюирования, метод анкетирования, метод тестирования и др. Метод сравнительного изучения фактов реальной действительности базируется на методах наблюдения и эксперимента, формы осуществления которых весьма разнообразны. Статистический метод включает в себя методы выборочного статистического исследования, определение динамических рядов, корреляционной связи и др.
Все эти и другие, с успехом используемые в криминальной виктимологии, методы исследования направлены не только на более глубокую разработку теоретических положений этой научной дисциплины, но и на лучшее их практическое применение в деятельности органов и организаций, осуществляющих борьбу с преступностью.
В специальной литературе нет единого мнения о месте криминальной виктимологии в системе научных дисциплин, исследующих проблемы охраны правопорядка и борьбы с преступностью.
Л.В. Франк еще в 1966 г. ставил вопрос о том, что виктимология должна выйти за узкие рамки довеска к криминологии, постоянно расширять и углублять свое содержание. Ю.М. Антонян также считает, что виктимология должна стать самостоятельной научной дисциплиной, тесно связанной с уголовным правом, уголовным процессом, криминологией, криминалистикой и судебной психологией. С серьезными доводами в обоснование суверенности криминальной виктимологии в системе научных дисциплин правового профиля выступил на Международной научно-практической конференции «Преступность в России: причины и перспективы» (2004) А.Л. Ситковский . Точку зрения специалистов, отстаивающих самостоятельность криминальной виктимологии как научной дисциплины, целиком и полностью разделяет и автор данной работы.
Однако высказываются соображения и другого порядка. Основная их суть сводится, главным образом, к тому, что криминальная виктимология не может считаться самостоятельной научной дисциплиной и представляет собой всего лишь составную часть криминологии, тесно с ней связана . А следовательно, криминальная виктимология не имеет своего самостоятельного предмета исследования.
Отрицание самостоятельной научной роли криминальной виктимологии является, на наш взгляд, результатом методологических заблуждений, заключающихся в смешении объекта междисциплинарных исследований (потерпевшего от преступления) и предмета самостоятельной научной дисциплины (жертвы преступления и связанных с нею проблем).
Предмет криминальной виктимологии, отличаясь богатством содержания, отнюдь не поглощается предметом криминологии и даже не является его частью. Ибо в рамках теории криминальной виктимологии остается целый ряд проблем, без решения которых наше понимание природы жертвы преступления, ее роли в генезисе преступного деяния будет оставаться неполным, так как проблемы эти (скажем, соотношение «жертва – потерпевший», специфические отношения «жертва – преступник», теоретические вопросы виктимологической профилактики и проч.) выходят за рамки криминологии. Хотя четкую границу между объектами исследования этих научных дисциплин провести действительно нелегко. Пострадавший от преступления – один из важных объектов исследования криминологии, криминалистики, уголовного права, уголовного процесса и некоторых других научных дисциплин, но лишь для криминальной виктимологии он – не только специфический объект исследования, но и главный элемент предмета ее научных изысканий.
Если не игнорировать факты реальной действительности и не становиться в позу защитника криминологии от виктимологии, как еще совсем недавно – до конца 50-х годов XX в. – некоторые правоведы защищали уголовное право от криминологии, то нельзя не увидеть, что новая научная дисциплина – криминальная виктимология – действительно стала объективной реальностью.
Более того, криминальная виктимология, активно привлекая на службу борьбы с преступностью достижения других отраслей научных знаний, с которыми она тесно связана, значительно расширяет и углубляет теоретические и практические возможности укрепления правопорядка в обществе и обеспечения безопасности граждан, виктимологическими разработками «питает» и обогащает в свою очередь эти научные дисциплины.
Например, уже первые работы отечественных виктимологов, появившиеся в 60–70-е годы прошлого столетия, привлекли профессиональное внимание советских криминалистов. Эти труды стали теоретической основой формирования и развития нового научного направления в криминалистике – криминалистического учения о жертве преступления (виктимологической криминалистики). В 70-80-е годы проявляется целый ряд оригинальных публикаций по проблемам криминалистического учения о жертве преступления .
Один из активных разработчиков данной научной дисциплины Е.Е. Центров так определяет сущность криминалистического учения о жертве преступления: «это опирающаяся на положения уголовного и уголовно-процессуального закона динамическая система криминалистических теоретических построений и фактических знаний о жертве преступления, ее криминалистически значимых особенностях личности, поведения, связей, взаимодействий и взаимоотношений с лицом, совершившим преступление, и другими лицами и объектами, имеющая целью разработку и совершенствование технических средств, тактических приемов и методов расследования и предупреждения преступлений» .
Данный пример представляет собой конкретное отражение логики развития «смежных» научных дисциплин, убедительное свидетельство реальной интеграции научных знаний.
В дискуссии о месте криминальной виктимологии в системе научных дисциплин в области борьбы с преступностью, ее самостоятельности либо частном характере следует иметь в виду, что науковеды в последнее время обращают внимание на все более отчетливо проявляющуюся тенденцию к интеграции современных наук, которая ведет к необходимости комплексного изучения «явлений и процессов общественной жизни, к совокупному исследованию с точки зрения нескольких наук, к комбинированию их познавательных усилий» , а также интенсификации взаимодействия наук и усилению их связей с практикой.
В этой связи точка зрения сторонников жестко очерченных рамок того или иного научного направления не сообразуется с отмеченным выше довольно широким взглядом современных исследователей на проблему классификации научных дисциплин. В наши дни наука развивается столь быстро, что часто приходится отбрасывать устаревшие взгляды и понятия. Давно ли, повторяем, сама криминология рассматривалась многими специалистами как часть уголовного права? Поэтому при решении вопроса о самостоятельности того или иного научного направления следует руководствоваться «принципом классификации наук, выражающимся в необходимости учета взаимных связей между науками, отсутствия четких границ между ними» .
Данный пример представляет собой конкретное отражение логики развития «смежных» научных дисциплин, убедительное свидетельство реальной интеграции научных знаний.
В соответствии с данным объективно сложившимся положением взаимодействия наук, сформулированным академиком Б.М. Кедровым, тесная связь криминальной виктимологии с криминологией, уголовным правом и уголовным процессом, социологией и психологией – явление вполне закономерное и отнюдь не препятствующее ее существованию как самостоятельной научной дисциплины.
Отечественная криминальная виктимология сегодня – это не только новая научная концепция и новое направление в профилактике правонарушений и борьбе с преступностью, но гораздо более широкое явление, связанное с современным развитием юриспруденции, социологии и психологии, а также со значительным углублением научного подхода к изучению причин преступности в нашей стране и мер по ее предупреждению.
Глава 2
ЛИЧНОСТЬ ЖЕРТВЫ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Взаимосвязь личностных качеств жертвы преступления
и ее поведения
Всякая деятельность человека детерминирована целым рядом объективных и субъективных причин. Это в равной степени относится и к ненадлежащему поведению жертвы преступления, которое точно так же, как и всякое иное поведение человека, не сводится лишь к простой совокупности реакций на внешний раздражитель, а «включает систему более или менее сознательных (т.е. волевых, – В.П.) действий и поступков» .
Исследование механизма причинных связей в поведении потерпевшего имеет не только сугубо теоретическое, но и большое практическое значение для организации системы профилактики потенциальных жертв преступлений, позволяя более предметно, на научной основе определить, против кого и чего конкретно должны быть направлены мероприятия общего и индивидуального профилактического воздействия.
Проблема причинных зависимостей в виктимологии сложна и многопланова. Рассмотрим не всю эту проблему в целом, а лишь ее часть: область причинных взаимосвязей и взаимозависимости личных качеств жертвы и ее поведения. Практика показывает, что особенности индивидуального поведения жертвы наиболее тесно (пусть даже опосредованно) связаны с ее личностными качествами. Хотя совершенно очевидно, что нельзя до конца понять индивидуальное поведение человека в отрыве от объективных социальных условий, в которых он действует. Так как среда, социальные условия не только играют решающую роль в формировании личности, но и через них, т.е. через личностные качества (внутренние условия), определяюще влияют на поведение человека. Это положение следует учитывать, анализируя результаты причинных связей личностных качеств жертвы и ее конкретного поведения.
В исследовании причинных связей в виктимологии мы опираемся на общефилософское понятие причинности, естественно, конкретизируя его применительно к изучаемым явлениям и процессам.
Диалектическая философия рассматривает причинность как такую категорию, которая носит объективный характер, заключается в том, что одно явление, предмет (причина) порождает при определенных условиях другое явление, предмет (следствие).
С точки зрения современной науки материальное содержание причинной связи между явлениями, предметами состоит в конечном счете в воздействии одних на другие, во взаимодействии между ними. Причем такое взаимодействие не сводится лишь к простому одностороннему внешнему воздействию одного явления (предмета) на другое. В сложных динамических системах причинность включает в себя и механизм обратной связи, в силу которой следствие может оказывать обратное воздействие на причину, то есть может выступать в свою очередь в качестве причины, воздействующей на то явление, которое раньше было его причиной.
Другими словами, различные личностные качества потенциальной жертвы, влияя на ее поведение, в свою очередь могут под воздействием поведения претерпевать определенные изменения в благополучном или, наоборот, неблагополучном направлении. Судебная практика свидетельствует, что мошенники добиваются своей преступной цели не только в результате доверчивости, наивности или легкомыслия потерпевших, но и в результате их нечестности, алчности, корысти, стремления получить те или иные выгоды и блага, не считаясь с требованиями общественной морали, стремления удовлетворить свои желания и потребности вопреки установленному порядку, в том числе и в ущерб другим лицам или государству.
Человек, который впервые идет на какие-то ухищрения с целью получить личные блага и выгоды в обход установленных норм, делает это, как правило, с опаской. Но если это ему удается, корысть толкает таких людей идти на новые ухищрения, и во второй раз они делают это уже смелее, а в третий – изобретательнее, и т.д. Упречное поведение способствует и неблагоприятному нравственному формированию личности, которое в свою очередь при определенных условиях толкает такого человека на сомнительную связь с преступником, обрекая его (опять же, в определенной ситуации) на роль жертвы.
В развитии причинных связей существенную роль играют также свойства и качества объекта причинного воздействия, конкретная ситуация и целый ряд других обстоятельств. Это положение имеет большое значение для уяснения ряда виктимологических категорий.
В частности, оно раскрывает вероятностный характер причинных связей как между свойствами личности потенциальной жертвы и ее поведением, так и между направленностью поведения и его конечным результатом. Следует иметь в виду, что связь между определенным формированием личности (негативным или позитивным) и ее поведением (ненадлежащим или надлежащим) не жесткая, а вероятностная. И наблюдать ее можно лишь в большом массиве исследуемых, в частности, потерпевших. Именно вероятностным характером причинных связей в виктимологии и объясняется отсутствие фатальной предрасположенности человека даже с повышенной виктимностью непременно становиться жертвой.
Сложность и многоплановость причинных связей в криминальной виктимологии помогает объяснить и целый ряд других явлений в этой сфере. Скажем, почему, к примеру, алчность (свойство личности) далеко не всегда и не каждого алчного человека толкает на сомнительную связь с мошенником или почему одинаковое по форме отрицательное поведение потенциальной жертвы в одних случаях вызывает агрессивную реакцию тех, кого оно затрагивает, а в других – остается для них нейтральным.
Именно вероятностный характер причинных связей делает столь затруднительным прогнозирование возможного поведения потенциальной жертвы, а тем более его конкретных результатов. Нельзя забывать, что конкретное проявление причинных связей вовне зависит от множества обстоятельств (причин, условий, событий), среди которых есть разные по уровню и значимости для наступления определенного следствия. И каждое из них оказывает в конкретных условиях, в конкретной жизненной ситуации свое специфическое влияние на поведение субъекта. Многозначность причинных связей личностных качеств человека и его поведения обусловливает в каждом конкретном случае волевой выбор из множества возможных разновидностей наиболее приемлемого для данного субъекта и в данных условиях варианта.
Следовательно, структура причинной связи «личные качества потенциальной жертвы преступления – ее поведение» отнюдь не двухзвенная. Было бы ошибочным утверждать, что тот или иной вариант поведения потерпевшего объясняется только и непосредственно его личностными качествами, что, например, отрицательные черты личности жертвы прямо проявляются в упречном ее поведении. Фактически все гораздо сложнее и более многозначно.
Между личностью потенциальной жертвы и ее поведением (действием и бездействием) находится такая объективная категория, как окружающая среда, конкретная жизненная ситуация. Она-то в строгом соответствии с личностными качествами субъекта и порождает определенный вариант его поведения. А точнее, личностные качества (интерес, склонность, установка, мотив и иные индивидуальные черты личности) во взаимодействии с конкретной жизненной ситуацией, в которой жертва находится, определяют содержание и направленность ее поведения.
Проиллюстрируем сказанное примером из практики. Первое время после женитьбы Солдатов был хорошим семьянином. Но со временем стал злоупотреблять спиртным, дебоширить и терроризировать семью. Как выяснилось позже, он и до женитьбы любил выпить. Но, видимо, молодая жена, только что родившаяся дочь сдерживали порочную страсть главы семьи. Однако постепенно, начав с малого, он все больше «отпускал тормоза». Жена, оберегая ложно понимаемое семейное благополучие, стеснялась «выносить сор из избы», тем самым косвенно воспитывала у мужа сознание безнаказанности за его «художества». Отрицательное поведение Солдатова все более негативно сказывалось на нравственном облике его личности, способствуя формированию стойкой отрицательной индивидуалистической жизненной установки. Все это и привело в конце концов к трагедии.
В определении судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации по делу гр-ки Солдатовой, осужденной Челябинским областным судом за убийство мужа, финал этой истории изложен протокольно коротко. В определении отмечено, что Солдатов систематически пьянствовал, устраивал скандалы, оскорблял и бил жену и малолетнюю дочь, нарушал супружескую верность, неоднократно уходил от семьи. В день, предшествовавший трагедии, Солдатов поздно ночью вернулся домой в нетрезвом состоянии, избил жену, оскорблял дочь и тещу. Утром на следующий день он на работу не вышел, днем где-то пьянствовал. Вернувшись домой около 24 часов, стал придираться к жене, оскорблял ее, несколько раз ударил ногами, угрожал расправой, пригрозил выбросить в окно дочь и тещу.
В этой обстановке, способствующей зарождению и развитию у жены состояния внезапно возникшего сильного душевного волнения, Солдатова схватила на кухне чугунный пест и нанесла им удар по голове мужа, а когда потерпевший упал и лежа ударил жену ногой, она нанесла ему еще несколько ударов по голове и убила.
Этот пример довольно наглядно раскрывает роль жизненной ситуации в нравственном (в данном случае отрицательном) формировании личности потенциальной жертвы и ее влиянии на поведение потерпевшего. Причем такое воздействие только тогда оказывает какое-то достаточно устойчивое влияние на личность (отрицательное или положительное), когда оно осуществляется сравнительно продолжительное время и по различным каналам. Так, всепрощение в семье, слабая трудовая дисциплина на производстве (мог напиться и на следующий день не выходить на работу), неблагополучное ближайшее окружение, в котором он предавался пьянству, и другие условия отрицательного воздействия среды на личность Солдатова определенным образом способствовали его нравственному формированию. А когда такие отрицательные личные качества Солдатова, как неуравновешенность, слабость самоконтроля и самодисциплины, вспыльчивость и другие «накладывались» на неблагополучную жизненную ситуацию, то ожидать от него безупречного, нормального поведения было трудно.
Весь образ жизни, склад характера и повседневное поведение Солдатова свидетельствовали о том, что он объективно «созрел» для роли жертвы (не обязательно жертвы убийства). Так уж случилось, что преступная драма произошла в его доме. В равной мере Солдатов мог вступить в конфликт не только со своей женой, но и с кем-либо из членов тех компаний, в которых он систематически пьянствовал, того окружения, в котором жил, уходя из семьи, «подруг», с которыми нарушал супружескую верность и проч. С другой стороны, нравственный облик Солдатова позволяет заключить, что у него сложилась стойкая асоциальная установка личности и лишь случай определил тот факт, что он стал жертвой, а не преступником. Это лишний раз подтверждает тезис о том, что в предпреступной ситуации далеко не всегда можно предсказать, кто из участников противоправной драмы станет жертвой, а кто правонарушителем.
При анализе причинных связей личностных качеств жертвы и ее поведения необходимо иметь в виду следующее обстоятельство. Теоретически доказано и подтверждено практикой, что неблагоприятное нравственное формирование личности само по себе не выражается непосредственно в проявлении негативных навыков или привычек человека. Хорошо известно, например, что в семьях, где родители бывают заражены стяжательством, накопительством, эгоизмом, у детей не обязательно вырабатываются в характере такие же отрицательные черты. Или в микросреде, характеризующейся неблагополучной морально-бытовой обстановкой, не все лица, попавшие в сферу воздействия этой среды, непременно бывают морально неустойчивыми людьми.
Многое здесь зависит (порой даже в решающей степени) от психологических черт личности, ее целевой направленности, уровня общей культуры, которые, хотя и не оказывают решающего влияния на поведение человека, все же при определенных условиях могут играть существенную роль в выборе направленности действий. Например, если человек целеустремлен, получил идейную и моральную закалку, воспитан в духе уважения к другим людям, уравновешен и беззлобен, отрицательное воздействие окружающей среды на формирование его личности, естественно, резко снижается.
Положительные свойства личности позитивно влияют на поведение человека. Они способствуют критической, а значит, и более правильной оценке субъектом сложившейся ситуации, сдерживают его отрицательные эмоции, дают простор развитию социально положительных форм поведения, а в конечном счете помогают человеку из многих вариантов возможного поведения выбрать наиболее бесконфликтные действия в данной конкретной обстановке и тем самым снизить вероятность развития событий в неблагополучном для себя (с виктимной точки зрения) направлении.
Наоборот, отрицательные свойства личности способствуют развитию негативных взглядов и привычек, что в свою очередь усугубляет неблагоприятные, упречные манеры поведения человека, снижает его самокритичность и притупляет самоконтроль. Носитель отрицательных личностных качеств вероятнее других людей, психологическая структура которых не отягощена подобными свойствами, может допустить неосторожные, а подчас и явно провокационные действия, которые способны в определенных условиях вызвать ответную, далеко не всегда безупречную реакцию окружающих.
Конев в троллейбусе попытался завязать разговор с незнакомой девушкой. Однако последняя, не удостоив его вниманием, продолжала читать книгу. Почувствовав себя уязвленным таким отношением незнакомки, он начал отпускать по ее адресу разные фривольные замечания. Стоящий рядом Володин попытался его пристыдить и потребовал прекратить хулиганские выходки. Тогда Конев переключил свое «красноречие» на Володина и предложил ему выйти на остановке «поговорить».
Когда троллейбус подъехал к ближайшей остановке, Конев дернул Володина за рукав и, бросив: «Ну, давай, пижон, выйдем», направился к выходу. Володин сильным ударом в спину вытолкнул Конева из троллейбуса на тротуар. Тот не смог удержаться на ногах, со всего размаха шлепнулся на асфальт, ударился головой и попал в больницу.
Не оправдывая поступка Володина, следует, однако, заметить, что Конев своим неуважительным, граничащим со злостным хулиганством поведением сам вызвал такую реакцию на себя.
Анализ поведения жертв различных видов правонарушений в предпреступной ситуации и в момент совершения преступления свидетельствует о том, что многим пострадавшим присущи такие отрицательные характерологические черты, как вздорность, излишне обостренное самолюбие, вспыльчивость, эгоизм, алчность, моральная нечистоплотность, слабоволие и др. Конечно, не обязательно, чтобы весь «букет» названных отрицательных черт характеризовал личность каждого из потерпевших от любого вида преступлений. Более того, для жертв определенных видов преступлений, как показывает практика, свойственны, как правило, свои специфические отрицательные черты личности потерпевшего.
Повторимся и еще раз напомним: в отрицательных характерологических чертах жертв мошенничества преобладают такие качества, как алчность, корысть, некритичность; для многих жертв изнасилования характерны пониженная критичность к моральным ценностям личности, отсутствие элементарной осторожности в быту (в завязывании знакомств и отношений с мало известными людьми), неспособность ориентироваться в обстановке; среди отрицательных качеств личности жертв умышленного причинения вреда здоровью в первую очередь следует назвать невоздержанность и невыдержанность, вспыльчивость и вздорность, чувство превосходства над окружающими и слабоволие. Безусловно, анализ конкретных преступлений даже данных видов может вскрыть в личности жертвы и иные, не названные здесь черты и свойства. Однако в массе этих видов преступлений они не так четко выражены, как перечисленные выше.
Резюмируя сказанное, можно констатировать, что причинная связь между личностными качествами потенциальной жертвы преступления и ее поведением не проявляется иначе как в конкретной жизненной ситуации, в которой она (потенциальная жертва) выбирает определенный вариант действия из множества возможных.
Чем же определяется, что конкретная жертва избирает именно данную линию поведения, а не иную? В конечном счете – субъективным восприятием жертвой значения данной жизненной ситуации.
Однако это субъективное восприятие в свою очередь определяется личностной структурой жертвы, содержанием и направлением ее целей, планов, жизненных интересов. Поскольку речь идет в первую очередь об отрицательном поведении потенциальной жертвы, имеет место неправильное, некритическое субъективное восприятие потерпевшим конфликтной ситуации, в которой он оказался. Если бы Конев в приведенном выше примере правильно оценил создавшуюся в троллейбусе ситуацию после замечания Володина и перестал бы, как говорят, задираться, наверняка он не оказался бы в роли жертвы. Но обостренное самолюбие, этакое «ухарство», пренебрежительное отношение к окружающим толкнули Конева на дальнейшее усложнение конфликтной ситуации, которая привела к неблагополучному для него результату.
Все это позволяет сделать вывод о том, что прежде чем «объективизироваться», т.е. вылиться в какие-то конкретные волевые действия, поведение потерпевшего как бы «проигрывается», «моделируется» в его сознании. Он не бездумно, а осознанно, в соответствии со своим идеалом, мировоззрением, ориентацией и другими личностными качествами и свойствами оценивает окружающую обстановку, сознательно выбирает цель своих действий, принимает решение: осуществить ли свои намерения, воздержаться на время или вовсе отказаться от их осуществления. Смоделированные в сознании потенциальной жертвы действия затем становятся фундаментом ее реального поведения (упречного или безупречного).
Однако конечный результат поведения субъекта – станет он жертвой противоправного деяния или все обойдется для него благополучно – зависит отнюдь не только от него одного (за исключением тех немногих случаев, когда причинитель вреда и жертва соединяются в одном лице). Решающая роль в этом принадлежит преступнику, его личным качествам и поведению. Действия потенциальной жертвы выступают лишь в качестве повода того или иного противоправного акта причинителя вреда.
Но здесь мы имеем уже другую цепочку причинных связей: «поведение потенциальной жертвы – результат противоправного деяния». Поскольку такой результат наступает как конечный итог данного деяния (тяжесть преступления), конкретные причинные связи должны составлять прежде всего сферу внимания специалистов криминологии и уголовного права. Криминологов причинные связи «поведение потерпевшего – результат противоправного деяния» могут интересовать, главным образом, с позиций более глубокого проникновения в механизм причин и условий, способствующих совершению определенных видов преступлений. Специалистам уголовного права раскрытие динамики этих причинных связей помогает в более объективной оценке конкретного общественно опасного деяния и, соответственно, более правильном выборе санкции для виновного в совершенном преступлении.
Для виктимологии же не имеет принципиального значения тяжесть причиненного жертве ущерба, т.е. конечный результат противоправного деяния. Для нее важен сам факт наступления вредоносного результата вследствие определенных личностных качеств потерпевшего, его поведения, взаимоотношений с причинителями вреда.
Отношения преступника и его жертвы
Среди теоретических и практических вопросов криминальной виктимологии, нуждающихся в дальнейшей углубленной разработке, важное место принадлежит проблемам взаимоотношений преступника и его жертвы как в предпреступной ситуации, так и в процессе противоправного акта и после его завершения. Говоря об обстоятельствах, способствующих зарождению и развитию противоправного деяния, следует иметь в виду, что в генезисе правонарушения весьма существенную роль подчас играет характер взаимоотношений потерпевшего не только с правонарушителем, но и с другими людьми, так или иначе связанными с ним до преступления либо в момент его совершения. Отношения эти могут оказывать как положительное, так и отрицательное воздействие на поведение потенциальной жертвы, «разжечь» страсти либо «потушить» их, нейтрализовать конфликтную ситуацию или еще больше обострить ее. Последствия таких взаимоотношений нельзя сбрасывать со счета при организации профилактической работы с возможными жертвами.
Судебная практика свидетельствует, что характер взаимоотношений между преступником и его жертвой очень часто не только способствует зарождению мысли о преступном посягательстве, но и оказывает существенное влияние на выбор правонарушителем способа и средств совершения преступления. Речь идет, конечно, о социальных связях между преступником и его жертвой, о характере и формах взаимоотношений между ними.
В повседневной жизни люди вступают между собой в самые различные общественные, бытовые, личные связи и отношения. Для примера можно назвать служебные и соседские связи, родственные и супружеские, связи на почве мимолетного знакомства и т.д. В процессе этих связей между людьми могут складываться деловые или приятельские отношения, товарищеские или любовные, враждебные или нейтральные, а также иные личные отношения. Все они зиждутся на различных психических процессах людей – симпатии или антипатии, эмоционального подъема или пассивности, страха или безразличия.
Объективно специфические взаимоотношения между преступником и жертвой могут возникнуть на основе любой из возможных связей и любого отношения и привести к конфликтной ситуации, финалом которой становится противоправное деяние. Однако следует иметь в виду, что не сам характер социальных связей и отношений между людьми с неизбежностью приводит к тому или иному конфликту, результатом которого становится преступление. Как уже отмечалось, только субъективные личностные качества в первую очередь преступника, а в значительной степени и потерпевшего, «наложенные» на связи и отношения между ними, в определенной жизненной ситуации могут привести к противоправному акту . Именно могут привести, а не безусловно приводят, потому что характерной особенностью любой конфликтной ситуации является то, что она непременно требует от человека принятия определенного решения, волевого выбора своего поведения. Это всегда следует иметь в виду, анализируя конкретные формы взаимоотношений между преступником и жертвой. Из практики хорошо известно, что даже в аффектном состоянии, вызванном упречным поведением потерпевшего , в порыве ненависти, при вспышке ревности, либо в ином анормальном психическом состоянии не всякий субъект обязательно проявляет агрессивную реакцию в отношении объекта отрицательного воздействия на его психику. Один находит в себе силы сдержаться, правильно оценить обстановку и действовать, сообразуясь с ней в рамках требований морали и права. Другой в таких случаях на поведение потенциальной жертвы отвечает анормальной реакцией и становится преступником.
Отсюда напрашивается вывод о том, что для возникновения и развития многих преступлений характерны взаимосвязь поведения жертвы и поведения преступника, наличие специфических отношений между ними. Другими словами, преступник и его жертва оказывают друг на друга взаимовлияние не только в момент совершения противоправного акта, но и в предпреступной ситуации. Такое взаимовлияние прослеживается в большинстве, однако не во всех преступлениях.
Анализ уголовных дел с точки зрения взаимоотношений преступника и его жертвы позволяет четко выделить три вида отношений между ними: случайные, неопределенные, предопределенные.
Случайные – это такие взаимоотношения между преступником и его жертвой, которые возникают непроизвольно и не зависят от воли, желания и побуждений ни одного из участников преступной драмы. При случайных взаимоотношениях поведение жертвы, как правило, играет совершенно нейтральную роль в генезисе преступления, а в действиях правонарушителя отсутствует прямой умысел на достижение данного противоправного результата. Такой вид взаимоотношений часто встречается в преступных актах, совершенных по неосторожности. В большинстве случаев при этом между преступником и его жертвой в предпреступной ситуации не прослеживается никаких отношений или связей, нередко они даже не знакомы друг с другом.
После обильного воскресного обеда хозяин дома Ананин решил продемонстрировать гостям свои снайперские способности. Он вышел на балкон с мелкокалиберной винтовкой и пригласил желающих «стрельнуть раз-другой по птахам» в дворовом сквере. Ананин прицелился в мирно щебетавшего на ветке тополя воробья и нажал спусковой крючок. Не успел прозвучать выстрел, из сквера раздался человеческий крик. Незадачливый «снайпер», стреляя в воробья, угодил в плечо гражданину Сокину, мирно отдыхавшему в тени деревьев.
Сокин совершенно случайно оказался на пути пули, выпущенной по птице. От Ананина его скрывала густая листва кустарника, и стрелок не знал, что может ранить совершенно незнакомого человека (хотя мог и должен был предполагать и такой исход своей затеи). Как видим, в данном случае преступный результат не зависел от воли и желания ни одного из участников драмы.
Случайные взаимоотношения (с точки зрения зарождения и развития преступного акта) могут возникнуть не только между незнакомыми участниками противоправного деяния, но и людьми, находящимися между собой в родстве, знакомстве и иных связях. Но эти связи в данном случае прямого отношения к конкретному преступлению не имеют и на действия правонарушителя ни они, ни поведение жертвы никакого влияния не оказывают.
К неопределенным относятся такие взаимоотношения между преступником и его жертвой, которые складываются исключительно по инициативе правонарушителя при пассивной роли потерпевшего в генезисе конкретного противоправного деяния. Поэтому для зарождения данных взаимоотношений характерны выбор преступником своей жертвы и относительная кратковременность их протекания.
В кафе два подвыпивших молодых человека заметили, что гражданин за соседним столиком, рассчитываясь с официантом, достал из довольно пухлого кошелька крупную купюру. У приятелей тут же созрел план ограбить «богача» и тем самым пополнить свой оскудевший бюджет. Они быстро рассчитались и вышли из кафе вслед за намеченной жертвой. Когда гражданин свернул в малолюдный переулок, один из преступников, нагнав его, схватил сзади за горло, а второй выхватил кошелек из кармана, и оба попытались скрыться.
Выбор преступником своей жертвы осуществляется, как правило, не наобум, а по определенным факторам и предпосылкам. Одна из задач криминальной виктимологии в том и заключается, чтобы вскрыть закономерности выбора преступником своей жертвы при специфических отношениях между ними, систематизировать факторы и предпосылки, определяющие такой выбор.
Факторы , способствующие совершению преступления при неопределенных отношениях между преступником и потерпевшим, а следовательно, и управляющие выбором денной конкретной жертвы, могут находиться как на стороне правонарушителя, так и на стороне возможной жертвы. К числу основных факторов, находящихся на стороне правонарушителя, в первую очередь следует отнести свойства личности преступника, формирующие его антиобщественную установку. В общем виде – это индивидуалистическая жизненная ориентация, пренебрежение нормами действующего права и нравственности, безразличие к выбору средств для достижения своих целей, негативное отношение к общественным нуждам и интересам .
Забегая вперед, следует отметить, что данные факторы во многих конкретных случаях управляют поведением преступника и при предопределенных его отношениях с жертвой. Причем, чем более «квалифицирован» правонарушитель в преступных делах, чем лучше он «набил руку» на мошенничестве, хулиганстве, кражах и иных преступлениях, тем предметнее и целеустремленнее он осуществляет выбор жертвы, исходя из уже накопленного опыта прежней преступной деятельности. Эта особенность была подмечена практическими работниками, осуществляющими борьбу с преступностью, давно. Анализируя способ совершения преступником того или иного противоправного акта, его «modus operandi», они всегда обращались к личности потерпевшего. Ибо, как показывает практика, ближайший путь к преступнику часто ведет от его жертвы.
Факторы, находящиеся на стороне возможной жертвы, можно подразделить на три группы. Во-первых, факторы, связанные с личностью пострадавшего; во-вторых, с его положением; в-третьих, с его поведением. Для правонарушителя, принявшего решение совершить то или иное преступление, побудительным стимулом к противоправному действию во многих случаях выступают личностные свойства и качества возможной жертвы. Так, «свадебный аферист» выбирает свою жертву среди женщин, как правило, в возрасте, страстно мечтающих о замужестве; карточный шулер – среди наивных, но жадных людей; шантажист ищет тех, кому есть что скрывать от других; вор – богатых, скаредных людей.
В данном случае, видимо, можно говорить о связи свойств и качеств человека с возможностью совершения против него определенного преступления. Например, сама красота и молодость женщины имеет определенную связь с возможностью преступного нападения на нее насильника; старость человека, имеющего крупную сумму денег, открывает более благоприятную для преступника возможность ограбить именно этого субъекта, а не молодого человека, полного сил, хотя и более богатого, чем старик. Преступник при выборе жертвы часто учитывает такие возможности.
В ряде случаев выбор жертвы определяется преступником с учетом ее положения. Шайка братьев Толстопятовых из Ростова, поставив перед собой цель «добыть миллион», в течение продолжительного времени своей преступной деятельности совершила четырнадцать вооруженных нападений, главным образом на кассиров, возвращающихся из банка с крупными суммами денег, кассиров магазинов и инкассаторов. Квартирный вор Пронин, орудовавший в районах новостроек, предварительно узнавал, кем является тот или иной новосел, и наносил «визиты» не во все квартиры подряд, а лишь в те, в которых поселились артисты, ученые, высокопоставленные чиновники.
Не менее важным фактором для выбора преступником возможной жертвы является поведение человека. Люди, ведущие себя беспечно, самонадеянно, высокомерно, надменно, алчные чаще других попадают в поле зрения потенциальных правонарушителей, замышляющих то или иное преступление. Естественно, среди таких людей преступники с большей вероятностью успеха выбирают свои жертвы.
Неосторожное, некритическое поведение субъекта также «помогает» потенциальному правонарушителю в выборе жертвы. Так, угонщики автомашин выбирают объект своего преступного посягательства прежде всего среди машин, хозяева которых по рассеянности или иным причинам забывают вынуть ключ зажигания, оставляя автомобиль, запереть дверцы, предпринять другие меры предосторожности против угона автомобиля. Факт выбора ворами той или иной дачи с целью кражи из нее ценностей во многом зависит от поведения хозяина дачи, который, уезжая, демонстративно навешивает на входной двери огромный амбарный замок, закрывает окна ставнями, не оборудованными хорошими запорами. Все это свидетельствует о том, что дача пуста, ее хозяин отсутствует.
Механизмом выбора преступником своей жертвы управляют не только криминогенные (находящиеся на стороне правонарушителя) и виктимогенные (находящиеся на стороне пострадавшего) факторы, но и определенные предпосылки взаимоотношений между причинителем вреда и потерпевшим. Анализ предварительных условий, т.е. предпосылок зарождения, развития и конечных результатов неопределенных взаимоотношений между потенциальным преступником и возможной жертвой свидетельствует о том, что все предпосылки данного вида взаимоотношений в соответствии с их ролью в генезисе противоправного деяния можно подразделить на две группы. Во-первых, предпосылки, которые способствуют зарождению преступного замысла и на этой основе – выбору возможной жертвы. Во-вторых, предпосылки, облегчающие реализацию преступного замысла правонарушителем.
Предпосылки первой группы как бы «проявляют» антиобщественную установку личности потенциального правонарушителя, побуждают в нем низменные наклонности, способствуют зарождению преступного замысла и стимулируют к противоправной деятельности, а на этой основе направляют его усилия на выбор возможной жертвы.
Красовский, работая шофером в таксомоторном парке, узнал, что машины таксопарка периодически используются для обслуживания инкассаторов и что в диспетчерской банка, где определяются маршруты их поездок по «торговым точкам», личностью прибывающего водителя такси никто особенно не интересуется. И у него созрел замысел ограбить инкассаторов. Он почти месяц не выходил на работу и, хотя числился в списках водителей автоколонны, никто ни разу не поинтересовался, что с ним, где он. А Красовский тем временем разработал довольно четкий и хитроумный план преступления со множеством точно обдуманных деталей, среди которых немаловажное место занимал выбор жертвы преступления. Суть плана заключалась в том, чтобы завладеть машиной таксопарка, выделенной для обслуживания инкассаторов, а с этой целью убить водителя и занять его место за рулем.
Для реализации своего замысла Красовскому необходимо было выбрать жертву, место которой он займет за рулем. И он ее выбирал в буквальном смысле слова. Вначале его выбор пал на одного водителя, выделенного для поездки в банк. Но когда тот в последний момент отказался ехать с Красовским за город, где он намеревался его убить, преступник выбирает другого водителя и уговаривает его «подбросить» себя на дачу. Именно положение жертвы (водитель, которому доверено обслуживать инкассаторов) и сыграло для нее роковую роль: по дороге на дачу Красовский убил водителя и занял его место за рулем.
Предпосылки второй группы – это условия, ослабляющие сопротивляемость возможной жертвы, ограничивающие критическое восприятие ею создавшейся ситуации, притупляющие обычную осторожность пострадавшего и иные условия, облегчающие достижение правонарушителем намеченной преступной цели.
Нине Строгиной вдруг стало казаться, что ее суженный Юрий Сухарев охладел к ней, не столь пылко, как раньше, оказывает ей знаки внимания, перестал говорить «красивые» слова. Значит, нашел себе другую, – решила молодая женщина. Все это ее очень угнетало. И тут на жизненном пути Нины встретилась цыганка Рая. Она покорила Нину уже первыми словами, обращенными к ней: «Вижу, красавица, камень на сердце твоем, печаль на душе, чужая измена в голове. Но горю твоему можно помочь». И Нина поверила вещунье, поделилась с нею своим горем. Рая пообещала вернуть любовь Юрия и наслать разные беды на голову сопернице-разлучнице. Но для начала потребовала от Нины один волос с головы, эмалированную кастрюлю и 50 рублей денег. Потом попросила принести нестиранную блузку и шерстяную юбку. И, наконец, выманив у наивной женщины золотое кольцо, цыганка, как и следовало ожидать, скрылась.
При возникновении неопределенных отношений между преступником и его жертвой очень важной предпосылкой, облегчающей правонарушителю реализацию его преступного замысла и во многих случаях управляющей выбором возможной жертвы, является ее алкогольное опьянение. Человек в состоянии алкогольного опьянения (даже в малой степени) – идеальная жертва для всех преступников, виновных в насильственных и имущественных преступлениях, ибо алкоголь снижает бдительность и сопротивляемость возможной жертвы, ослабляет критическое восприятие окружающей среды и контроль за собственным поведением, открывает простор низменным инстинктам, подчас толкая выпившего на провокационное поведение. Поэтому более подходящего объекта для оскорбления, вымогательства, ограбления, изнасилования и других противоправных действий потенциальный правонарушитель выбрать не может.
Не случайно в общем балансе жертв многих преступлений против личности, так же как и имущественных правонарушений, как свидетельствует уголовная статистика, значительное число составляют пострадавшие, находящиеся в момент противоправного деяния в состоянии алкогольного опьянения. Например, по сообщению газеты «Нью-Йорк Таймс», из общего числа погибших на дорогах США водителей и пешеходов более 60% жертв были пьяны. Процент жертв убийств, находящихся в момент совершения преступления в состоянии опьянения, по различным американским источникам, колеблется от 44 до 69%.
Результаты проведенного нами исследования состояния жертв преступлений против личности свидетельствуют о том, что почти 64% жертв убийств и умышленного причинения вреда здоровью, около 26% потерпевших при изнасиловании в момент совершения против них преступления находились в состоянии алкогольного опьянения.
Названные выше факторы и предпосылки, способствующие или облегчающие противоправную деятельность потенциального правонарушителя при неопределенных взаимоотношениях между преступником и его жертвой, в большинстве случаев можно обнаружить в конструкции зарождения и развития преступлений, совершенных также и при предопределенных взаимоотношениях между причинителем вреда и пострадавшим. Хотя механизм их действия далеко не всегда идентичен, ибо на него оказывают влияние в каждом конкретном случае противоправного деяния особенности такого типа взаимоотношений между преступником и его жертвой, в рамках которого происходит данное конкретное преступление (неопределенных или предопределенных).
Предопределенные – это такие взаимоотношения между правонарушителем и его жертвой, в основе зарождения и развития которых лежат личностные качества, особенности поведения и условий жизни или иные обстоятельства, связанные с личностью потерпевшего. Если при неопределенных отношениях потенциальный преступник, исходя из своей антиобщественной установки, как правило, осуществляет выбор более подходящей на его взгляд жертвы, то при предопределенных отношениях, где причинные факторы совершения противоправного деяния «восходят» к пострадавшему, преступнику нет необходимости выбирать жертву, его агрессивная реакция направляется именно против данного индивида. Ибо при таком типе взаимоотношений жертва предопределена нередко задолго до совершения преступного акта.
Между соседями по дачам Гошкиным и Ципиным сложились неприязненные взаимоотношения из-за того, что Гошкин поставил слишком высокий забор, который затенял грядки клубники на участке Ципина. Взрослый сын Ципина неоднократно грозил соседу, что сожжет его дачу, а ему самому «пересчитает ребра». Однажды в пьяном состоянии сын Ципина бросился на соседа с кулаками, пытаясь избить его.
Как-то Гошин возвращался из города на дачу. По дороге его нагнал Ципин-младший со своим приятелем, оба под хмельком. Со словами: «Стой-ка, соседушка, потолковать надо», – он схватил Гошина за рукав. Последний быстро выхватил из кармана перочинный нож, который последнее время в связи с угрозами Ципина постоянно носил с собой, раскрыл его и нанес молодому человеку проникающее ранение в живот. Данное преступление по существу было спровоцировано всем поведением потерпевшего в предпреступной ситуации, хотя на следствии Ципин заявил, что хотел просто объясниться с Гошиным и даже извиниться за прежние выходки.
Другой пример. Заведующий овощной палаткой Щекин длительное время вел двойную жизнь. Сотрудники знали его как безобидного, скромно живущего пожилого человека, несколько лет назад похоронившего жену. И никто из них не догадывался о том, что Щекин водит компанию с людьми, занимающимися скупкой и перепродажей золота и драгоценностей. Тайное стало явным лишь после того, как компаньоны по незаконным махинациями ограбили Щекина. За время общения с заведующим овощной палаткой его торговые партнеры, неоднократно сбывавшие ему золотые монеты и драгоценности, убедились, что он располагает крупной суммой денег, происхождение которых не без основания боится предать гласности. Поэтому, – рассуждали преступники, – вряд ли Щекин решится заявить об ограблении. Так оно и получилось в действительности. Органам следствия, возбудившим уголовное дело против группы валютных мошенников, пришлось самим доказывать Щекину, что его ограбили, хотя он упрямо отрицал этот факт.
В данном случае преступление было предопределено образом жизни жертвы. Пострадавшим от ограбления по данному делу мог быть только Щекин и никто другой. Упрощенно говоря, не его выбирали преступники в качестве жертвы, а он сам им указал на себя как на возможный и удобный объект ограбления. Точно так же бывает и в тех случаях, когда поводом для преступления выступает любовь, ревность, ненависть или иная страсть. Жертвой может быть лишь тот субъект, который вызвал или поддерживает эту страсть.
Предопределенные взаимоотношения характеризуются, как правило, относительной продолжительностью протекания (порой многолетней) с момента зарождения замысла противоправного деяния до его реализации, а также тем, что основываются они обычно на более или менее устоявшихся связях между потенциальным преступником и его возможной жертвой – семейных, родственных, любовных.
Исследования отечественных и зарубежных специалистов позволяют сделать вывод о том, что большинство преступлений определенных видов, в том числе таких тяжких, как убийство, умышленное причинение вреда здоровью, изнасилование и некоторые другие, совершаются в условиях предопределенных взаимоотношений между правонарушителем и жертвой. Вот некоторые данные в подтверждение такого вывода. В журнале «Государство и право» были опубликованы некоторые социологические данные об убийцах и их жертвах (по материалам уголовных дел Мосгорсуда). Большинство потерпевших, как отмечалось в этом обзоре, являлись родственниками, близкими или хорошими знакомыми осужденных. Так, в числе жертв родственники, а также супруги и сожители преступников составили 42%, хорошо знакомые – 33%, и лишь 25% потерпевших были незнакомы или мало знакомы убийцам. По данным А.А. Герцензона, среди потерпевших преобладают лица, которые находились в родственных отношениях с убийцей или были знакомы с ним. Они составляют 77,4%, а неизвестные преступникам – 22,6%.
По нашим данным, родственники в числе жертв убийств составляют почти 45%, а среди потерпевших от умышленного причинения вреда здоровью – свыше 30%; лица, длительное время знакомые с преступником, – соответственно 34,8 и 32,4%, малознакомые или вовсе не знакомые – только 20,1 и 37,5%.
Эмпирические данные свидетельствуют о том, что при неопределенных, а еще в большей степени предопределенных отношениях между преступником и его жертвой личностные качества, особенности поведения и другие обстоятельства, относящиеся к фигуре пострадавшего, играют весьма важную роль в генезисе многих конкретных противоправных деяний. Положение возможной жертвы, образ ее жизни, особенности поведения в совокупности с формами и степенью взаимосвязей с потенциальным правонарушителем могут способствовать зарождению в сознании последнего преступного замысла, стимулировать его антиобщественную установку, подсказать способ и средства совершения преступления. Причем возможная жертва зачастую даже и не подозревает об этом, а поэтому не способна принять никаких упреждающих защитных мер.
С другой стороны, поведение жертвы может и ослабить преступную реакцию потенциального правонарушителя, вызвать его симпатию, вселить в него страх и т.д. Все зависит в каждом конкретном случае от условий, места, времени, других обстоятельств, в которых развиваются взаимоотношения между преступником и его жертвой. И, конечно же, от конкретных личностных качеств жертвы, ее личной предрасположенности, оказывающих существенное влияние как на характер отдельных действий, так и на поведение субъекта в целом.
С точки зрения роли потерпевшего в генезисе преступлений, совершаемых на основе специфических отношений между преступником и пострадавшим, жертвы можно подразделить на три типа: нейтральная, соучаствующая и провоцирующая. Деление это относительное, ибо на практике такое четкое однозначное выделение роли жертвы весьма затруднительно, чаще встречается смешанный тип пострадавшего. Однако в целях более глубокого познания структуры жертвы представляется целесообразным рассмотреть характеристики каждого типа самостоятельно.
Нейтральная – это такая жертва, положение, образ жизни или поведение которой ни в коей мере и степени не могут быть признаны упречными (с точки зрения действующего права и общественной морали) и как-либо влияющими на зарождение и развитие преступления. Можно сказать, что это – положительная жертва, «трагедия» которой заключается в том, что по стечению обстоятельств она находится с потенциальным преступником в определенных отношениях. Акт преступной агрессии против жертв этого типа выглядит на первый взгляд немотивированным или, как говорят в быту, дикой выходкой виновного.
В городе Куйбышево Новосибирской области убили учительницу географии средней школы Надежду Ивановну Варлакову. Убили в одиннадцатом часу вечера, в двух шагах от дома, выстрелом из обреза.
Оказалось, что организатором убийства Варлаковой был ее муж Вакорин. Внешне это была примерная и даже, как говорили в городе, идеальная семья. По мнению соседей и знакомых Вакорин был чутким и внимательным мужем, про которого окружающие от Варлаковой только и слышали: «Мой Вася, мой Вася, что бы я без него делала!» И вот этот с виду добропорядочный, тихий и заурядный человек, «чтобы развязать себе руки», решает убить свою жену, а также мужа любовницы. Исподволь и хладнокровно он все подготовил и выполнил руками наемного убийцы. Правда, вторую часть своего коварного замысла – убийство мужа любовницы – Вакорину осуществить не удалось. Просто его вовремя разоблачили.
Покойная Варлакова – типичный пример нейтральной жертвы. Роковую роль в генезисе убийства сыграли ее отношения с морально и социально деградированным типом – собственным мужем. Эти отношения стали тормозом для осуществления личных целей преступника. Для их реализации из всех возможных вариантов в сложившейся ситуации он избрал преступный путь, более соответствующий его социальной установке.
Жертва-соучастник – это лицо, потерпевшее моральный, физический или имущественный вред в результате «соавторства» в совершении преступления. Уже сам термин «жертва-соучастник» свидетельствует о роли пострадавшего в генезисе преступления.
Преуспевающий бизнесмен Антропов в свои тридцать два года обрел многое. В том числе две «иномарки», а также записанный на родную фирму новый ВАЗ-2110. Однако при таком личном автопарке он не удосужился вовремя обзавестись водительскими правами. Решив побыстрее исправить это упущение, Антропов задумал сдать экзамен на водительские права экстерном. Тем более, что с помощью водителя фирмы сносно овладел навыками вождения, да и добытые через друзей экзаменационные билеты-картинки с должными ответами проштудировал довольно основательно.
У экзаменационного отделения ГИБДД Антропов познакомился с неким Василием Петровичем, намекнувшим в разговоре, что хорошо знает многих экзаменаторов, а с некоторыми даже дружит. Соискатель водительских прав без обиняков спросил нового знакомого, не сможет ли он помочь в сдаче экзамена и сколько это будет стоить. Тот назвал цену услуги и тут же добавил, что, если паче чаяния выйдет какая-нибудь накладка и Антропов прав не получит, он вернет все деньги соискателю.
Ударили по рукам. Василий Петрович, получив приличный куш, удалился и, вернувшись через четверть часа, сообщил, что обо всем договорился с экзаменаторами, хотя на самом деле ни с кем из сотрудников ГИБДД не встречался.
Молодой бизнесмен успешно сдал экзамены. Получив права, он вновь встретился c мошенником и горячо поблагодарил его за «оказанную помощь».
Знал бы наивный автомобилист, что он не первый, кто невольно соучаствовал в экзаменационном лохотроне пройдошистого Василия Петровича. Ежедневно толкаясь в толпе претендентов на водительские права у экзаменационного отделения, он выискивал автовладельцев, готовых заплатить за сдачу экзаменов без лишних хлопот. Брал с простодушных соучастников своей аферы деньги, обещая все устроить, чтобы работники милиции излишне не придирались. Если претендент проходил испытание экзаменаторов, деньги оставались в кармане мошенника, если нет – он честно возвращал «лоху» полученную с него сумму.
Соучастие жертвы в совершении преступного акта может проявляться в двух формах: активной и пассивной. В тех случаях, когда жертва сознательно соглашается на участие в преступлении, т.е. на причинение ей вреда, налицо активная форма соучастия. Например, добровольное вступление несовершеннолетней в половую связь с совершеннолетним, согласие женщины на производство противозаконного аборта и т.п.
При пассивной форме соучастия жертва, хотя и не выражает никак своего согласия на участие в преступлении, все же допускает совершение противоправного акта в силу заблуждения, равнодушия, апатии, незнания характера правонарушения, психической неполноценности либо по иной причине.
Провоцирующая жертва – наиболее распространенный тип жертвы преступлений, развивающихся на основе специфических отношений между правонарушителем и потерпевшим. Провоцирующая – это такая жертва, которая собственными действиями толкает потенциального преступника на противоправный акт, создает или способствует созданию благоприятной обстановки для совершения преступления. Провоцирующие действия жертвы также могут проявляться в двух формах: активной и пассивной провокации.
Активная форма провокации наблюдается в тех случаях, когда возможная жертва своими действиями прямо и непосредственно вызывает на себя преступную агрессию правонарушителя. Однако в зависимости от психического отношения активно провоцирующей жертвы к преступному деянию ее действия можно подразделить на прямую провокацию и косвенную. При прямой провокации жертва берет на себя инициативу совершения против нее преступления, просит потенциального правонарушителя выполнить те или иные противоправные действия. Например, человек просит кого-то причинить ему увечье, чтобы уклониться от призыва на военную службу, или неизлечимо больной человек умоляет близких, врачей прекратить его страдания, помочь ему скорее свести счеты с жизнью.
При косвенной провокации жертва своими действиями вызывает против себя преступную агрессию. Так бывает в случаях совершения преступлений при превышении пределов необходимой обороны или при нанесении ущерба жертве преступления находящимся в состоянии сильного душевного волнения, вызванного оскорбительными действиями потерпевшего, в других аналогичных случаях.
Пассивная форма провокации выражается в небрежных, неосторожных и иных действиях возможной жертвы, создающих благоприятную возможность для совершения преступником противоправных деяний. Например, оставление вещей без присмотра, непринятие надлежащих мер предосторожности и других.
Рассмотренные выше общие вопросы структуры жертвы, причинных связей ее личностных качеств и поведения, а также взаимоотношений с правонарушителем позволяют на более глубокой теоретической основе провести хотя бы в первом приближении систематизацию потерпевших от преступления.
Классификация жертв преступлений
Задачи проблемного развития теоретических и практических аспектов всякой научной дисциплины, особенно на начальных этапах ее развития, в качестве одного из первоочередных выдвигают требование о том, чтобы объект исследования данной научной отрасли был не только всесторонне изучен, но и определенным образом систематизирован. Достаточно полная, научно обоснованная классификация главного объекта виктимологических исследования, т.е. жертв преступлений, позволяет, с одной стороны, более целенаправленно вести научные разработки в этой отрасли знаний, а с другой – предметнее, с большими шансами на успех намечать и осуществлять предупредительные, профилактические мероприятия в отношении тех граждан, личностные качества и поведение которых делают их более предрасположенными нести в определенных условиях моральный, физический или имущественный ущерб.
Кроме того, такая классификация, основывающаяся на достаточно полном опытном, эмпирическом материале, служит исходной базой для более высокой ступени систематизации жертв преступления – их типологии, что имеет существенное значение для теоретически обоснованной общей и индивидуальной профилактики возможных жертв. Действительно, на основе классификации виктимнозначимых факторов субъективных и объективных характеристик потерпевших можно «вычленить» наиболее типические черты жертв отдельных видов преступлений. Знание же типических черт, скажем, жертв убийства, изнасилования, мошенничества позволит государственным органам и общественным организациям разрабатывать и осуществлять более целенаправленные, конкретные мероприятия профилактического характера с возможными жертвами этих видов преступлений.
Как зарубежными, так и отечественными авторами, занимающимися виктимологической проблематикой, были предприняты попытки на основе выработанных ими определенных положений классификации провести группировку отдельных категорий жертв преступлений.
Представляющие научный интерес соображения о классификации пострадавших от преступлений можно найти в работах таких зарубежных ученых, как Г. Элленбергер, Б. Мендельсон, Г. Бауэр.
Не пытаясь сейчас оценивать обоснованность и полноту предложенной данными авторами классификации, ее масштаб или правомерность отнесения отдельных категорий пострадавших к определенной группе (это самостоятельная тема исследования), следует все же сделать два замечания. Во-первых, нельзя забывать, что любая классификация всегда условна и никогда не бывает исчерпывающе полной. И, во-вторых, знакомясь с работами буржуазных правоведов, в том числе и по проблемам виктимологии, необходимо помнить, что для большинства из них, как уже неоднократно отмечалось отечественными учеными, характерен методологический эклектизм, отсутствие диалектического подхода к изучаемым проблемам.
Например, Г. Элленбергер на основе выдвинутых криминологом Гентигом трех важных с позиций интеракции преступника и его жертвы концепций: преступник – жертва, латентная жертва и специфические отношения преступника и жертвы детализирует и по-своему интерпретирует предложенную этим автором группировку потерпевших. Категорию пострадавших, объединяемых понятием «преступник – жертва», Элленбергер подразделяет на три группы: а) жертвы, которые последовательно становятся то преступниками, то потерпевшими; б) жертвы, которые одновременно являются и преступниками, и пострадавшими; в) жертвы, ставшие таковыми в силу случайного стечения обстоятельств, в которых проявляются их неосознанные личностные свойства.
К первой группе он относит преступников-рецидивистов, не пользующихся защитой общества и подвергающихся на этом основании опасности шантажа со стороны своих бывших единомышленников, находящихся «в ладу с законом», а также лиц, тиранящих членов своей семьи, «домашних палачей». Ко второй группе, по его мнению, относятся самоубийцы, лица из пары «преступник – жертва», ставшие жертвами по «выбору случая» – пострадавшие во время дуэли, в обоюдной драке, в результате азартных игр и др. В этих случаях роль жертвы определяется лишь меньшим, чем у причинителя вреда, умом, хитростью, ловкостью пострадавшего. К третьей группе данный автор относит жертвы, ставшие таковыми в силу проявления подспудных, неосознанных свойств их личности.
Категорию латентных, скрытых жертв Элленбергер подразделяет на две группы: лиц со специальной предрасположенностью становиться жертвой и лиц с общей или поливалентной предрасположенностью становится жертвой. В первую группу он включает жертвы, ставшие таковыми в силу: а) своего возраста; б) профессии; в) психопатологических особенностей; г) особой социальной ситуации; д) особой жизненной ситуации. Ко второй группе им отнесены так называемые прирожденные жертвы (это люди, неоднократно обворованные жуликом, обманутые мошенником и иные лица, отличающиеся постоянным «невезением»), а также люди, охваченные сплином, ипохондрики с частичным или полным отсутствием воли к жизни.
Категорию пострадавших в результате специфических отношений с преступником Элленбергер подразделяет на три группы: а) лица, несущие ущерб в результате невротических отношений с причинителем вреда; б) лица, несущие ущерб в результате психобиологических отношений с причинителем вреда; в) лица, несущие ущерб в результате генобиологических отношений с причинителем вреда.
Б. Мендельсон осуществил группировку жертв по степени их «виновности», личного вклада в противоправное деяние, выделяя в этой связи пять видов отношений различного характера виновности пострадавшего и преступника:
жертва, полностью невиновная, «идеальная» или бессознательная жертва;
жертва, минимально виновная, или жертва по небрежности;
жертва, виновная в той же степени, что и преступник, или добровольная жертва;
жертва, более виновная, чем правонарушитель;
жертва, вина которой значительно превышает вину причинителя вреда, или единственно виновная жертва.
На основании соотношения виновности жертвы и преступника в противоправном акте автор выделяет три группы пострадавших:
первая группа – невиновная жертва (например, жертва-ребенок);
вторая группа – «сотрудничающая» с преступником жертва:
а) жертва-провокатор;
б) жертва по неосторожности;
в) добровольная жертва;
г) жертва по незнанию, пренебрежению правилами;
третья группа:
а) жертва, поведение которой было агрессивным;
б) жертва-симулянт, мнимая жертва;
в) воображаемая жертва.
Г. Бауэр, исходя из тех же оснований классификации жертв, что и Мендельсон, то есть личного вклада пострадавшего в противоправное деяние, предлагает, однако, несколько иную группировку потерпевших. Он выделяет семь групп пострадавших:
1. Случайная жертва. К этой группе автор относит жертвы, которые не являются для преступника заранее определенными.
2. Неискушенная жертва. Это, главным образом, дети или молодые люди, неопытность, незрелость которых использует преступник.
3. Неизбежная жертва. Лица, которые становятся жертвами в силу своей профессии или образа жизни.
4. Неосторожная жертва. Это прежде всего люди, пренебрегающие собственной безопасностью.
5. Легкомысленная жертва. К данной группе автор относит людей, которые знают и понимают, что их поведение с большой степенью вероятности провоцирует преступное нападение, но надеются, что этого не произойдет.
6. Вызывающая жертва. Жертва, которая вызывает преступника на противоправный акт более или менее сознательно.
7. Жертва, которая способствует и помогает совершению против себя преступления.
Таким образом, можно констатировать, что в зарубежной виктимологической литературе пока что еще не выработано более или менее единообразного подхода к основаниям систематизации жертв преступления. Не определены четко объем и пределы группировки пострадавших. Даже при внешне идентичной классификационной основе разные авторы предлагают различную группировку жертв. Хотя в целом постановка вопроса о систематизации жертв, как отмечалось выше, представляется заслуживающей внимания не только в теоретическом, но и в практическом плане.
Вопросы классификации потерпевших от преступлений нашли отражение также и в отечественной виктимологической литературе, в частности в работах Л. Франка и Д. Ривмана. Первый из названных авторов, высказываясь по концептуальным вопросам классификации жертв, предлагает свои «интегрированные» основания группировки пострадавших от преступлений. Второй автор практически осуществил группировку жертв по признакам их типичного поведения.
Л. Франк в предлагаемую схему оснований классификации жертв преступлений на виктимологическом уровне включает ряд укрупненных признаков группировки пострадавших. Вот вкратце рекомендуемая им схема систематизации жертв преступления:
1. Классификация потерпевших в зависимости от признаков преступлений, причинивших вред. В основу данной классификации он предлагает в первую очередь положить преступления, объединенные одним общим объектом – потерпевшие от преступлений в области половых отношений, дорожно-транспортных преступлений и т.п. Далее – систематизация потерпевших от отдельных видов преступлений: умышленного убийства, мошенничества и др. Сюда же автор предлагает относить группировку потерпевших по некоторым элементам субъективной стороны преступления: потерпевшие от неосторожных преступлений, от убийств, совершенных на почве мести и др., а также классификацию по другим признакам состава преступления.
2. Классификация потерпевших в зависимости от их отношений к преступнику. В основу такой группировки жертв Л. Франк предлагает положить различные социальные связи (родственные, соседские, служебные) и отношения (приятельские, любовные, враждебные, просто знакомство).
3. Классификация потерпевших по демографическим признакам – профессии, специальности, должности, роду занятий, возрасту, национальности и др.
4. Классификация потерпевших по их нравственно-психологи¬ческим особенностям: доверчивость, агрессивность, половая распущенность, жадность и пр.
5. Классификация потерпевших по признакам различного рода «атипичности» жертвы – мнимые потерпевшие (симулянты), жертвы самоубийства, добровольные потерпевшие и др.
Л. Франк в качестве возможных оснований классификации жертв предлагает также группировку их по виду и кратности причинения вреда, в зависимости от тяжести преступления и ряд других оснований. Наряду с этим он считает необходимым разработать особую классификацию для потерпевших от преступления применительно к юридическим лицам, другим формальным и неформальным социальным группам и коллективам.
Д. Ривман в зависимости от признаков типичного поведения выделяет следующие классификационные группы жертв:
1. Агрессивные потерпевшие, поведение которых связано с нападением на причинителя вреда или других лиц, или с иными действиями того же плана – оскорблением, клеветой, издевательством и т.д. В свою очередь агрессивных потерпевших в зависимости от стойкости и объема их отношения к другим лицам и поведения автор подразделяет на агрессивных общего плана и избирательно агрессивных, а по содержанию поведения – на агрессивных насильников и агрессивных провокаторов:
а) агрессивные насильники общего плана подразделяются Д. Ривманом:
на корыстных, поведение которых связано с нападением с целью завладения имуществом;
сексуальных, поведение которых связано с нападением с целью совершения половых преступлений;
хулиганов;
негативных мстителей, поведение которых связано с нападением в ответ на негативное поведение других лиц;
лиц, психически больных и страдающих расстройством нервной системы, с повышенной агрессивной возбудимостью;
б) избирательно агрессивные насильники подразделяются автором на корыстных, сексуальных, семейных деспотов, скандалистов, негативных мстителей и лиц, психически больных, страдающих расстройством нервной системы, с повышенной агрессивной возбудимостью в отношении не любого, а только определенного лица или лиц;
в) агрессивные провокаторы общего плана (поведение которых агрессивно, но не связано с нападением) делятся на хулиганов, негативных мстителей, лиц, психически больных и страдающих расстройством нервной системы;
г) избирательно агрессивные провокаторы – это семейные деспоты, скандалисты, лица, психически больные и страдающие расстройством нервной системы с избирательной агрессивной реакцией.
2. Активные потерпевшие (это лица, обратившиеся с просьбой о причинении им вреда или сами себе причиняющие вред). Данную группу автор подразделяет на сознательных подстрекателей, неосторожных подстрекателей, сознательных самопричинителей ущерба.
3. Инициативные потерпевшие. Их поведение имеет положительный характер, но приводит к причинению им вреда.
4. Пассивные потерпевшие – лица, не оказывающие сопротивления, противодействия преступнику по различным причинам.
5. Некритичные потерпевшие. Это те, кто демонстрирует неосмотрительность, неумение оценить жизненные ситуации.
6. К последней группе своей классификации Д. Ривман относит нейтральных потерпевших, поведение которых во всех отношениях безупречно.
Представляется, что подобный разнобой в основаниях и объеме систематизации жертв преступления объясняется не только тем, что исследователи виктимологической тематики ведут поиск наиболее совершенных систем группировки потерпевших даже в условиях, когда еще не накоплено достаточного количества фактического материала (что вполне закономерно на данном этапе развития криминальной виктимологии и не может вызвать возражений), но главным образом тем, что до сих пор еще четко не определено целевое назначение той или иной предлагаемой классификации. Оснований для группировки жертв может быть множество. Разве нельзя, скажем, сгруппировать потерпевших по цвету глаз или фасону прически, размеру обуви или покрою платья? Можно, но абсолютно бессмысленно. Теоретическая и практическая ценность подобной классификации равна нулю, а работа, затраченная на нее, будет явно бесплодной.
Поэтому думается, что уже с первых шагов развития криминальной виктимологии как самостоятельной научной дисциплины следует искать такие основания систематизации жертв, которые, способствуя более глубокому раскрытию теории проблемы, одновременно помогали бы лучшему использованию обработанного фактического материала в профилактике правонарушений и борьбе с преступностью. Если исходить из того, что криминальная виктимология – это такая научная дисциплина, которая изучает количественные и качественные биопсихосоциальные характеристики жертв преступления, закономерности их взаимоотношений с преступниками в целях более активной борьбы с правонарушениями, то следует признать, что наиболее общими, укрупненными первичными основаниями классификации пострадавших должны выступать социальные, психологические и биофизические характеристики жертв, а также особенности их взаимоотношений с причинителями вреда. В свою очередь каждое из укрупненных оснований делится на составные группы, которые могут подразделяться на более мелкие подгруппы.
Наиболее важным основанием классификации выступают социальные характеристики жертв. Однако нельзя отрицать важности изучения, описания и классификации потерпевших на психологическом и биофизическом уровнях. Практике известны случаи, когда из-за пренебрежения психической структурой, личностными качествами жертвы совершались грубые судебные ошибки. Показательно в этом отношении нашумевшее в свое время дело лейтенанта де ла Ронсьера. Дочь начальника Ронсьера мадемуазель Морелль обвинила лейтенанта в попытке изнасиловать ее. Обвинение последовало после того, как Морелль была найдена в полночь в своей постели связанной и с кляпом во рту. И хотя Ронсьер категорически отрицал свою вину, доказывал, что в эту ночь он и близко не подходил к дому «пострадавшей», суд признал его виновным в попытке изнасилования и приговорил к десяти годам тюремного заключения. Лишь через семь лет он был реабилитирован, награжден орденом и получил важный пост по службе. Оказалось, что его «жертва» была истеричкой и еще в детстве часто мистифицировала своих родителей, а в более зрелом возрасте ввела в заблуждение даже несколько судебных инстанций.
Так что мнимая жертва, жертва-симулянт, воображаемая жертва и некоторые другие виды потерпевших с отклонениями в психике заслуживают должного внимания виктимологов, а подчас и психиатров. На биофизическом уровне теоретический и практический интерес представляют группировки жертв по таким признакам, как пол, возраст, физическое состояние потерпевшего.
С учетом высказанных выше общих значений можно предложить (в обобщенном виде) следующую классификацию жертв преступлений.
1. По содержанию субъективной стороны преступления:
а) жертвы умышленной преступности;
б) жертвы неосторожной преступности.
2. По направленности преступного посягательства:
а) жертвы преступлений однородового объекта (преступления против личности, преступления против общественной безопасности и общественного порядка, преступления против государственной власти и др.);
б) жертвы определенных видов преступлений (убийств, умышленного причинения вреда здоровью, краж, мошенничества и т.д.).
3. По характеру причиненного потерпевшему вреда:
а) жертвы, понесшие физический вред;
б) жертвы, понесшие материальный ущерб;
в) жертвы, которым преступлением причинен моральный вред.
4. По виду взаимоотношений потерпевшего с преступником:
а) случайные жертвы;
б) не определенные заранее жертвы;
в) предопределенные жертвы.
5. По роли жертвы в генезисе преступления:
а) жертвы нейтральные;
б) жертвы-соучастники;
в) жертвы-провокаторы.
6. По иным социальным характеристикам:
а) положение жертвы в системе общественных отношений (род занятий, специальность, профессия, общественный статут жертвы).
б) социальные связи с преступником (родственные, служебные и др.);
в) социальные отношения с причинителем вреда (деловые, товарищеские, враждебные и проч.).
7. По психологическим критериям состояния потерпевшего:
а) жертвы с выраженными нравственно-психологическими особенностями (люди алчные, агрессивные, нравственно распущенные, сластолюбцы и др.);
б) жертвы с отклонением в психике (депрессивные личности, ипохондрики, алкоголики, с половыми отклонениями и проч.);
в) жертвы-симулянты, мнимые потерпевшие.
8. Из биофизических характеристик потерпевших научный и практический интерес представляют:
а) пол жертвы;
б) возраст потерпевшего;
в) национальность;
г) физическое состояние жертвы в предпреступной ситуации и в момент совершения преступления (опасное для жизни, болезненное, беспомощное и т.д.).
Предложенная систематизация жертв, естественно, не является безусловной и исчерпывающей. Отдельные ее показатели можно уточнять, дополнять, «дробить». Однако в целом, на наш взгляд, она позволяет довольно полно выявить количественные и качественные характеристики жертв преступлений. Это необходимо прежде всего для более глубокого уяснения того, кто чаще других становится пострадавшими от убийц, грабителей, воров, насильников, мошенников, иных преступников, чтобы на этой основе наметить более действенные меры борьбы с преступностью, предметнее и целенаправленнее осуществлять общую и индивидуальную профилактику возможных жертв.
Глава 3
КРИМИНАЛЬНАЯ ВИКТИМОЛОГИЯ
Вина жертвы преступления
Всякое преступление представляет собой уголовно наказуемое действие или бездействие правонарушителя. Противоправное поведение преступника (действие или бездействие) детерминировано целым рядом причин и условий, способствующих противоправному акту.
Среди поводов конкретных правонарушений во многих криминогенных ситуациях важное, а подчас и определяющее место принадлежит поведению жертвы. Причем далеко не всегда этот повод выражается в неправомерном поведении жертвы преступления. Судебная практика знает немало уголовных дел, которые возникают на основе правомерного поведения пострадавшего (например, причинение вреда гражданину при задержании преступника или работнику милиции при выполнении обязанностей по охране общественного порядка).
Но поскольку непосредственным поводом значительного числа преступных актов выступает ненадлежащее, отрицательное поведение потерпевшего, можно говорить о вине жертвы в зарождении и развитии таких преступлений. Причем, на наш взгляд, речь должна идти о вине не в узкоправовом, а в широком смысле этого слова, который вкладывает в него семантика русского языка, толкующая вину как причину, источник чего-нибудь неблагополучного.
В правовой литературе предпринимались попытки исследовать вопросы вины потерпевшего. Однако их разработка проводилась, главным образом, под углом зрения уголовно-правового или гражданско-правового значения вины потерпевшего для правильной квалификации противоправного деяния. Определенный интерес для виктимологической тематики эти работы, конечно, представляют, но их авторы, естественно, не затрагивали сугубо виктимологических аспектов исследуемой проблемы. С интересующих нас позиций отдельные положения вины жертвы преступления рассматривались в отечественной литературе Л.В. Франком , а в зарубежной – польским ученым Б. Холыстом , швейцарским криминологом Р. Гассером .
Вина жертвы – сложная и многоплановая категория, требующая специального самостоятельного исследования. В данной работе мы попытаемся раскрыть лишь содержание вины жертвы, как оно нам представляется, а также ее основные виды, не претендуя, конечно, на бесспорность и полноту изложения материала.
Сложность рассматриваемой проблемы объясняется прежде всего тем, что вина жертвы представляет собой социально-психологи¬ческую категорию, не совпадающую с содержанием и объемом вины в праве. Как известно, в праве вина выражается в психическом отношении субъекта к совершенному им противоправному деянию, и поэтому является необходимым элементом субъективной стороны всякого правонарушения. Причем, как правильно отмечал И.С. Самощенко, вина представляет собой конкретное психическое отношение субъекта к своему конкретному внешнему поведению, а не состояние или свойство психики данного лица вообще .
Вина жертвы, как один из поводов противоправного деяния, не может относиться к субъективной стороне состава преступления, а занимает место среди элементов его объективной стороны, точно так же, как и любые иные обстоятельства, способствующие противоправному деянию. В этом одно из принципиальных отличий вины в праве от вины потерпевшего в криминальной виктимологии.
Вместе с тем эти категории несут в себе и ряд сходных элементов, базирующихся на единой социальной сущности вины в широком смысле этого понятия. Наряду с приведенным выше определением вины в этом понятии (как причины, источника чего-либо неблагополучного), можно сослаться на формулировку вины, данную И.С. Самощенко. Он обоснованно считает, что социальное содержание вины характеризуется отрицательным внутренним отношением субъекта к интересам общества и государства, организации или граждан .
Другими словами, вина в широком смысле этого понятия выражается в нарушении лицом социальной нормы (юридической или моральной). Объективное отношение виновного к своему упречному поведению выражается в двух формах – умысла и неосторожности.
С позиций уголовного права данное положение не вызывает спора. Более того, определение форм вины содержится в ст. 24 УК РФ. Вопрос же о вине потерпевшего вообще, а тем более о ее формах в юридической литературе является пока что дискуссионным.
На наш взгляд, исходная посылка о формах вины в праве верна и для криминальной виктимологии. Ведь вина жертвы, представляя собой психическое отношение пострадавшего к своему поведению в предпреступной ситуации, в момент или после совершения преступления, находит свое внешнее выражение в определенных поступках потерпевшего, в его действии либо бездействии. Выбирать же линию поведения человек (в том числе и будущая жертва) может сознательно, заранее решив действовать именно так, а не иначе, и хорошо предвидя результаты своих поступков. Но он может и не предвидеть последствий своего поведения, либо рассчитывать на иной результат. В связи с этим представляется, что психическое отношение жертвы к результатам своего поведения как в предпреступной ситуации, так и в момент совершения преступления и после него также может выражаться в форме умысла или неосторожности. В этом отношении совершенно прав П.С. Дагель, который считает, что при виновном поведении действия потерпевшего «должны быть умышленными или неосторожными» .
Однако предмет предвидения при вине жертвы, конечно, иной, чем при противоправном поведении субъекта преступления, ибо упречное поведение потерпевшего выражается, главным образом, в нарушении не юридической нормы, а нормы нравственной, моральной. Поэтому при вине в виктимологическом плане речь может идти не об общественно опасном характере действия или бездействия потерпевшего, а главным образом, о его отрицательном в морально-этическом отношении поведении.
Когда потерпевший нарушает юридическую норму, виктимологический аспект его поведения отступает на второй план и превалирует аспект правовой. А это значит, что в одних случаях вина жертвы как бы поглощает часть вины правонарушителя, становится обстоятельством, смягчающим ответственность причинителя вреда, а иногда и исключает ее.
Ю.А. Афиногенов это положение формулирует следующим образом: «Уменьшение степени виновности субъекта происходит вследствие возложения какой-то части вины за совершенное преступление на потерпевшего» . Более того, в некоторых случаях против потерпевшего, нарушившего норму права, при наличии достаточных оснований может быть даже возбуждено уголовное дело, по которому жертва одного преступления сама становится субъектом другого преступления, происшедшего по ее вине.
В связи с этим представляется необоснованным утверждение И.Г. Филановского о том, что понятие «вина потерпевшего» ни по существу, ни по форме непригодно для введения его в научный оборот уголовно-правовой теории и практики . Тем более, что уголовно-процессуальный закон требует, чтобы и в обвинительном заключении, и в судебном приговоре отражались сведения о личности и поведении потерпевшего. Не говоря уже о криминальной виктимологии, которая рассматривает категорию «вина жертвы» и по форме, и по содержанию гораздо шире, чем это делается в уголовно-правовой теории и практике.
Так, если право учитывает вину потерпевшего лишь тогда, когда его упречное поведение содействовало наступлению противоправного результата, то виктимология должна исследовать вину жертвы и в тех случаях, когда преступного результата не наступило. Наиболее показательный пример такой ситуации – причинение вреда жертве в состоянии необходимой обороны. Именно по собственной вине пострадавшего ему причиняется вред, однако действия причинителя, хотя формально и подпадают под признаки деяний, предусмотренных уголовным законом, преступлением не являются. Но для виктимологических исследований поведение жертвы в таких ситуациях представляет интерес в плане выяснения причинной связи между действием или бездействием потерпевшего и деянием (реакцией) причинителя вред.
Уголовное право исходит из того непреложного правила, что там, где нет общественно опасного деяния, не может быть и вопроса о виновном действии или бездействии лица. Отсюда можно сделать вывод о том, что вина в уголовном праве сужается рамками лишь тех деяний, которые признаются законом общественно опасными.
Вина в виктимологии – понятие более широкое, выражающееся в нарушении любых социальных норм (за исключением в ряде случаев норм юридических). Поэтому она несет в себе гораздо большие нравственные начала, чем вина в праве, хотя внешне, как мы видели, во многом и совпадает с последним понятием. Это внешнее совпадение помимо единой социальной сущности вины в широком плане основывается также на общих требованиях долженствования и заботливости в поведении лица и на сходных формах проявления виновности: прямого и косвенного умысла, самонадеянности и неосторожности.
Основываясь на этом внешнем сходстве, некоторые авторы допускают, на наш взгляд, необоснованно расширительное толкование вины жертвы, приписывая ей во всех случаях элемент противоправности и тем самым переводя ее (пусть непроизвольно) из категории виктимологической в категорию уголовно-правовую или гражданско-правовую. Так, П.С. Дагель считает, что вина пострадавшего от преступления «имеет место тогда, когда… причинение другим лицом вреда потерпевшему оказалось возможным лишь в результате его (потерпевшего) неправомерного поведения» . Мысль о том, что вина потерпевшего выражается лишь в неправомерном его поведении, П.С. Дагель высказывал и в более поздних работах .
Б.С. Антимонов утверждает, что «вина потерпевшего, как и вина правонарушителя, содержит в себе элемент противоправности». Более того, он считает, что нельзя себе представить правонарушения, где «потерпевший тем или другим способом не создал бы некоторых условий, необходимых для возникновения вредоносного события. Потерпевший либо оказывается в роковой для него момент в том месте, где ему лично наносят вред, либо потерпевший помещает свое имущество там, где это имущество погибает или повреждается» .
Представляется, что подобные утверждения являются необоснованным объективным вменением пострадавшему вины в том, что ему причинен вред действиями преступника. В таком случае любое преступление, поводом для которого в той или иной мере явились личностные качестве либо поведение жертвы, можно оправдать ссылкой на вину самого пострадавшего (если исходить из того, что во всех случаях вина потерпевшего содержит элемент противоправности). Более того, при подобной постановке вопроса легко затушевываются социальные причины преступности, они подменяются субъективными качествами личности потерпевшего.
Видимо, это был бы слишком упрощенный, а следовательно, и неверный подход к проблеме вины жертвы. Проблема не может быть сведена к «логике» волка из известной басни, который «популярно» разъясняет ягненку: «Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать». Жертва не может быть виновна в том, что в поведении правонарушителя проявились асоциальные свойства и качества его личности.
В этой связи, на наш взгляд, неправильно говорить о какой-либо вине потерпевшего, когда по роковому стечению обстоятельств он оказался на пути преступника, который замыслил совершить преступление без заранее определенного объекта или в других случаях, когда поведение жертвы безупречно. Скажем, потерпевший не может быть виновным в том, что поместил свои вещи в автоматическую камеру хранения и оттуда их украли. Не может быть признано виновным поведение гражданина, который вступил в контакт с нарушителями общественного порядка, пытаясь их урезонить, но при этом ему был причинен какой-либо вред.
Вина в криминальной виктимологии как социально-психологи¬ческая категория выражается в ненадлежащем поведении потерпевшего от преступления детерминированным отрицательным отношением жертвы к интересам общества, его институтов или граждан. Однако поведение жертвы не может быть признано негативным в отношении преступных интересов правонарушителя, хотя бы оно и содержало внешние признаки упречности. Развивая это положение, можно сказал, что даже в тех случаях, когда в поведении потерпевшего действительно имеются элементы упречности, это не может означать, что вина жертвы дает основание правонарушителю требовать от пострадавшего выполнения каких-либо обязанностей в отношении себя. Например, грабитель не может ссылаться на несоблюдение ограбленным в предпреступной ситуации или в момент совершения ограбления определенной осторожности и обвинять его в этом. Или когда человек оставляет свои вещи без присмотра, то это отнюдь не означает, что он виновен в том перед похитителем.
С другой стороны, неправильно было бы также рассматривать вину жертвы как ее ненадлежащее (виновное) поведение и по отношению к самому себе, поскольку такое поведение потерпевшего может выступить лишь в качестве одного из поводов противоправного деяния.
Виновным, по нашему мнению, является такое поведение жертвы, в котором обнаруживается сознательное или несознательное отношение к исходу преступного деяния и содержатся какие-либо причинные факторы, повлиявшие на асоциальное поведение правонарушителя. Или, как совершенно правильно отмечает Б. Холыст, о вине в виктимологии можно говорить в том случае, когда поведение жертвы преступления характеризовалось такими элементами, которые способствовали возникновению преступного умысла и его осуществлению .
Выше уже отмечалось, что есть люди, которые как бы предрасположены стать жертвой того или иного преступного посягательства. С точки зрения рассматриваемой нами проблемы вины жертвы, такая предрасположенность может быть виновной и невиновной. Под виновной предрасположенностью мы понимаем ненадлежащее поведение потенциальной жертвы, которое выступает в качестве одного из причинно-следственных факторов зарождения и развития противоправного деяния. К примеру, человек жадный, алчный, ищущий, как говорят в народе, возможность получить за копейку пятак, уже в силу этого более других предрасположен стать жертвой мошенничества. Отрицательные черты своей личности такой человек не может проявить иначе как через упречное поведение.
Невиновной предрасположенностью становится жертвой следует, на наш взгляд, считать повышенную виктимную способность отдельных людей, связанную не с упречным поведением, а со свойствами их личности (социальными, биофизическими, психическими, демографическим и проч.). К примеру, молодые женщины в силу, своего «физического статута» более предрасположены становиться жертвами насильников, чем женщины пожилого возраста; против дружинников в силу их «общественного статута» чаще, чем против других граждан, участвующих в охране правопорядка, бывает направлена преступная агрессия правонарушителей и т.д.
Как виновная, так и невиновная предрасположенность может быть индивидуальной и групповой, то есть в равной мере относящейся к определенной категории лиц. Так, повышенной виктимной способностью становиться жертвами преступлений на уровне виновной групповой предрасположенности обладают алкоголики, лица, характеризующиеся морально-бытовой распущенностью. Групповая невиновная предрасположенность свойственна некоторым категориям лиц в силу их служебного, общественного, профессионального, материального или иного положения. Это, например, работники милиции, сторожа, экспедиторы, водители такси и т.д.
Судебно-следственная практика свидетельствует о том, что виновное поведение жертвы чаще встречается при индивидуальной предрасположенности лица, при групповой предрасположенности поведение жертвы редко бывает отрицательным и, как правило, оно никак не способствует совершению преступления.
Виновное поведение потерпевшего наиболее часто проявляется в виде его провокационного действия (бездействия), неосторожного поведения или беспомощного состояния. В целях изучения роли потерпевшего в механизме совершения конкретного преступления было проанализировано около тысячи уголовных дел по обвинению в совершении краж, разбоев, грабежей, изнасилований, убийств, а также нанесения умышленного вреда здоровью. Исследование показало, что беспомощное состояние потерпевшего и его неосторожное поведение выступают в качестве фактора, облегчающего совершение преступления, в основном в корыстных или корыстно-насильст-венных преступлениях. Данные свидетельствуют, что беспомощное состояние потерпевшего имело место при совершении 40% грабежей и разбоев и каждой четвертой кражи, а неосторожное поведение жертвы – в 65% грабежей и в 13% разбоев.
Беспомощное состояние потерпевшего играет существенную роль также в совершении насильственных преступлений. Например, в изученных делах состояние сильного опьянения жертвы способствовало каждому четвертому изнасилованию и каждому десятому хулиганству.
В понятие «виновное беспомощное состояние» мы вкладываем сознательное или бессознательное доведение жертвой себя (как правило, путем злоупотребления алкоголем, наркотиками или иным способом) до состояния потери нормальной психической и физической реакции на внешние события и полной или частичной утраты контроля за своим поведением. Беспомощное состояние лица, наступившее вследствие его болезни, увечья и по другим не зависящим от жертвы причинам, не может рассматриваться как виновное.
Неосторожное виновное поведение жертвы выражается в несоблюдении ею необходимых в данных конкретных условиях мер предосторожности. Несоблюдение таких мер вызывается самыми различными причинами: элементарная беспечность, самонадеянность, непонимание конечных результатов своих поступков, добросовестное заблуждение и др.
Вот несколько примеров из практики. Много лет назад в Луганске, как писали тогда газеты, произошло одно из «страшнейших преступлений века». С целью ограбления были зверски убиты член судебной палаты Арцимович, его жена, их восьмилетний сын, дворник и кухарка. Все они погибли по вине главы семьи, который вдруг приобрел в личное пользование сейф. Покупка Арцимовичем сейфа вызвала в городе массу самых различных толков. Как наиболее вероятное высказывалось предположение, что он получил огромное наследство, и даже называлась цифра: 70 тыс. рублей. В противном случае, рассуждали городские обыватели, зачем ему потребовалась несгораемая касса.
Арцимович, зная обо всех этих слухах, почему-то не пытался их опровергнуть, а лишь загадочно ухмылялся, когда при нем заводили разговор о странной покупке. Это только «подливало масла в огонь страстей». Как-то в Луганск случайно заехал преступник-гастролер. В первый же день ему стало известно о богатом «наследнике». Он срочно вызвал из другого города своего дружка, и они ночью вырезали семью Арцимовичей и их прислугу. Но сейф оказался пустым, глава семьи никакого наследства не получал.
Другой пример из судебной практики. Антипов питал неприязненные чувства к соседу по коммунальной квартире Серову за то, что тот якобы не экономит электроэнергию в местах общего пользования, плохо их убирает в дни, когда должен это делать в порядке очередности. На этой почве между ними нередко возникали ссоры. Как-то воскресным днем Серов предложил Антипову выпить «за мир», надеясь тем самым снять напряженное отношение к себе со стороны соседа. Но несколько рюмок водки не только не способствовали примирению, а наоборот, разожгли страсти. Выяснение отношений переросло в драку, в которой Антипов пустой бутылкой из-под водки нанес соседу телесные повреждения.
Еще один пример. Транзитный пассажир Фролов в ожидании посадки на поезд разместился с вещами на скамейке в зале ожидания одного из столичных вокзалов. Решив на несколько минут отлучиться в буфет за сигаретами, он попросил дремавшего на этой же скамейке незнакомого мужчину присмотреть за вещами. Когда Фролов вернулся из буфета, ни незнакомца, ни двух его чемоданов на месте не оказалось.
Все три приведенных случая роднит между собой одно общее обстоятельство: зарождению преступного замысла и его осуществлению во всех случаях способствовало далеко не безупречное, неосторожное поведение пострадавших.
Однако наиболее распространенным видом виновного поведения жертвы в преступлениях против личности являются провокационные действия со стороны потерпевшего (оскорбление, насилие, угрозы, издевательство и проч.) в отношении причинителя вреда или ближайшего его окружения. В приведенном выше анализе уголовных дел о преступлениях против личности провокация зафиксирована в 24% случаев телесных повреждений, в 12% – грабежей и разбоев, в 44% – случаев хулиганства. По результатам исследования Б. Холыста провокационное поведение жертвы сыграло решающую роль в генезисе 49% исследуемых им дел об убийстве . По данным В. Дубривного в результате провокационных действий потерпевшего (оскорбление, побои, издевательства) произошло 34,7% убийств от общего числа изученных этим автором дел.
Анализ «вклада» в преступление изученных нами более тысячи жертв умышленного причинения вреда здоровью свидетельствует о том, что почти 40% пострадавших допускали в отношении виновных угрозы, оскорбления, насилие, иные ненадлежащие действия, которые и вызвали ответную агрессивную реакцию. В основе поведения значительного числа жертв мошенничества, по материалам Д. Ривмана, лежало провоцирование мошенника на преступление потерпевшим . По нашим данным более чем 55% жертв мошенничества в предпреступной ситуации или в момент совершения преступления вели себя неосмотрительно, неосторожно, некритически относились к складывающейся ситуации.
В криминальной виктимологии понятие провокации трактуется более широко, чем в судебно-следственной практике. Следует отметить, что ныне действующее уголовное законодательство не употребляет термин «провокация» ни в качестве самостоятельного состава преступления , ни в качестве обстоятельств, смягчающих либо наоборот отягчающих ответственность обстоятельств . Однако в судебных решениях и правовой литературе этот термин встречается для определения обстоятельства, смягчающего ответственность виновного в противоправном деянии, которое было спровоцировано поведением потерпевшего, либо в качестве правового синонима подстрекательства.
С позиций криминальной виктимологии провокацией следует признать такое ненадлежащее поведение жертвы, которое вызывает ответную реакцию субъекта, выражающуюся в противоправных действиях. Провокационное поведение потерпевшего всегда находится в причинной связи с противоправным деянием преступника. Для криминальной виктимологии не имеет значения, предвидел ли потерпевший результаты своего упречного поведения или нет, сознавал ли, к чему приведут его действия, ожидал ли ответной реакции причинителя вреда или нет. Главное в данном случае для виктимологических исследований – выявление всех причинно-следственных связей между отрицательным поведением потерпевшего, носящим элементы провокации в широком смысле этого понятия, и противоправным деянием причинителя вреда и на этой основе разработка профилактических, предупредительных мер с позиций защиты потенциальной жертвы от преступной агрессии.
Провокационное поведение жертвы может проявиться как в активной форме, так и в пассивной. Причем, та и другая формы ненадлежащего поведения потерпевшего может быть сознательной или бессознательной, когда жертва не отдает себе отчета в упречности своего поведения и в возможной реакции на него.
Пример активной бессознательной провокации. В небольшом городке Кемеровской области жила семья – муж, жена и их сынишка. Однажды муж случайно познакомился с молодой и красивой женщиной, увлекся ею. Семья распалась. Но новая избранница быстро охладела к влюбленному и грубо отвергла его, заявив, что в Кемерово у нее есть другой поклонник. Он решил выяснить отношения со своей подругой… И вот его показания в суде: «Она стала твердить, что поедет в Кемерово к своему парню. «Что ты наделала? Тебе нужно было только разбить мою семью?» – крикнул я. Она презрительно засмеялась мне в лицо. И тогда я ударил ее ножом в грудь». Потерпевшая же пояснила в суде, что она не предполагала и не могла предположить, что такой человек, как ее поклонник, мог «схватиться за нож». Суд при назначении наказания виновному учел провокационное поведение жертвы.
А вот пример пассивного, но сознательного упречного поведения жертвы. Котов для приобретения в личное пользование легкового автомобиля занял у своего сослуживца Цетина крупную сумму денег, пообещав вернуть долг в течение полугода. Но прошел и год, и два, а Котов так и не отдал кредитору ни рубля. На неоднократные напоминания Цетина о расчете Котов всякий раз заверял его в том, что в ближайшее время вернет заем, сопровождая свои заверения ехидными репликами наподобие: «А я и не знал, что ты уже умираешь с голоду», «Не думал, что ты такой жадюга», «Да, ты свое вырвешь даже у мертвого нищего» и т.п. Во время одного из таких объяснений с должником Цетин со словами: «Подавись моими деньгами!» – набросился на Котова и жестоко избил его, а затем побил стекла его личного автомобиля и порезал обшивку сидений.
Приведенные примеры из судебной практики свидетельствует также и о том, что упречное провокационное поведение потерпевшего по времени его влияния на зарождение и развитие преступления может быть случайным, одночастным, а может быть и продолжительным, долговременным. Практика показывает, что при случайной, одночасовой провокации жертва, как правило, не знакома с причинителем вреда.
Продолжительная, долговременная провокация характерна в основном для преступлений, развивающихся на бытовой почве, когда жертва и правонарушитель знакомы между собой длительное время на основе семейных, товарищеских либо общественных взаимоотношений.
Кроме приведенных характеристик провокационного поведения жертвы, Б. Холыст в зависимости от моральных и общественных критериев оценки провокации подразделяет ее на «резко отрицательную (пейоративную), положительную и нейтральную» . Представляется, что провокационное поведение жертвы в генезисе преступления не может характеризоваться положительными признаками. Ни с правовой, ни с моральной точек зрения, по нашему мнению, не могут рассматриваться как виновные правомерные действия потерпевших, даже если они вызвали противоправную реакцию преступника. Например, обоснованное замечание человеку, который нетактично ведет себя в общественном месте, вызывает с его стороны хулиганскую выходку. Справедливые замечания граждан в адрес нарушителей общественного порядка, которые могут быть расценены нарушителями как оскорбление или иной повод для противоправной реакции на такие замечания, не могут считаться провокацией. Хотя внешне и содержат некоторые элементы такого поведения.
Глава 4
ВИКТИМОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
Формы и методы
общей виктимологической профилактики
Основное поле профилактической деятельности сотрудников правоохранительных органов на виктимологической основе – конкретные лица, обладающие в силу тех или иных свойств и качеств повышенной виктимной предрасположенностью. Но если бы в профилактике «можно было бы ограничиться лишь конкретной личностью, то все проблемы общевоспитательной работы решались бы однозначно: работать с отдельным человеком и ориентироваться только на него. Такой подход, разумеется, был бы неправильным» .
Нельзя забывать, что жизнедеятельность любого человека протекает в условиях двух взаимосвязанных социальных сред – общественной среды и микросреды данного индивида. Поэтому индивидуальный внутренний мир человека формируется как под воздействием общих материальных, политических и идеологических отношений в пределах всего общества, так и под воздействием его ближайшего окружения в данный момент, непосредственных конкретных условий, системы ценностей, традиций и правил, существующих в данном окружении, под влиянием контактов с другими людьми и т.д.
Взаимоотношение общественной среды и микросреды представляет собой отношение целого и части, общего и специфического, которые находятся между собой в неразрывном единстве.
Основное правило здесь таково: под воздействием общественной среды (макросреды) формируются общие признаки, качества в структуре личности. Индивидуальные же качества в структуре личности образуются под воздействием микросреды, то есть конкретных жизненных условий. Однако следует иметь в виду, что сама микросреда претерпевает воздействие макросреды. Поэтому определенные типовые, всеобщие признаки личности человека (в том числе и возможной жертвы) могут складываться также и под воздействием микросреды как органической составной части макросреды, а отдельные индивидуальные признаки личности, как частное проявление типового, в свою очередь создаются под воздействием макросреды.
Сотрудники органов внутренних дел не могут ограничиваться только индивидуальной профилактической работой с потенциальными жертвами. Не менее важно их воздействие и на ту социальную среду, в которой человек живет, трудится, взаимодействует с другими людьми, то есть общепрофилактическая деятельность.
«Вклад» пострадавшего в конкретное преступление очень часто объясняется тем, что морально-этические, образовательные, общекультурные «показатели» жертвы и преступника если не одинаковы, то весьма близки между собой. Люди недостаточно образованные, с низким культурным уровнем, сложившейся антиобщественной установкой обычно менее сдержанны в своих проявлениях и желаниях, эгоистичны. Они мало или вовсе не считаются с нормами и правилами поведения в обществе, чтят культ грубой физической силы. Естественно, такие люди чаще других бывают не только виновными в разного рода правонарушениях, но и пострадавшими от них, вследствие своего ненадлежащего поведения.
Сравнительный анализ личности обвиняемых в умышленных убийствах и умышленном причинении вреда здоровью, а также потерпевших от этих видов преступлений по Республике Коми показал, что среди обвиняемых лиц с образованием ниже среднего было 80,4%, окончивших десятилетку – 17,4%, а среди их жертв с таким же уровнем образования оказалось соответственно 74,2 и 18,9%. Причем, почти 36% потерпевших своим упречным поведением активно способствовали нападению на себя: угрожали, оскорбляли, издевались или первыми нанесли побои виновнику, его близким либо знакомым.
В Российской Федерации еще остаются социальные факторы экономической, идеологической и культурной жизни, которые в результате ряда причин объективно способствуют сохранению преступности на данном этапе развития общества. Эти факторы, конечно, сами по себе не порождают преступность, но объективно способствуют ей. При определенных условиях они сказываются отрицательно на формировании социальной установки личности как потенциального правонарушителя, так и его возможной жертвы. Безусловно, с совершенствованием общественных отношений в России отрицательное влияние данных социальных факторов будет все более сужаться, они постепенно начнут исчезать. Чем полнее общество будет удовлетворять материальные потребности своих членов, тем скорее люди освободятся от многих пороков личности, таких, например, как зависть, жадность, корысть и др. «В самом человеческом желании – писал А.С. Макаренко, – нет жадности. Если человек пришел из дымного города в сосновый лес и дышит в нем счастливой полной грудью, никто не будет обвинять его в том, что он слишком жадно потребляет кислород. Жадность начинается там, где потребность одного человека сталкивается с потребностью другого, где радость или удовлетворение нужно отнять у соседа силой, хитростью или воровством» .
Преступник действует «как человек далекого прошлого – грубым насилием, обманом, откровенно пренебрегая интересами других людей и сложившимися формами общественного поведения» . Во многих случаях в поведении жертв преступлений прослеживается такое же пренебрежение интересами окружающих, неуважительное отношение к правилам общечеловеческого общежития. В результате зачастую лишь случай решает, кто будет пострадавшим, а кто – причинителем вреда.
На базе ликвидации объективных факторов, служащих почвой для проявления преступности, в обществе могут резко сократиться, а затем и вовсе исчезнуть также и субъективные факторы, способствующие правонарушениям, в том числе и находящиеся на стороне жертвы. Поэтому широкий комплекс мер экономического, социально-культурного, идеологического, правового, воспитательного, педагогического характера, осуществляемых государством и общественными организациями, которые оказывают непосредственное влияние на процесс искоренения преступности в стране вообще, выступает также в качестве наиболее эффективного профилактического средства, обеспечивающего сокращение виктимности среди многих категорий граждан.
Таким образом, задачи общей профилактики на виктимологической основе решаются прежде всего через широкий комплекс мер экономического, социально-культурного, воспитательного, правового характера, обеспечивающих формирование гармонически развитой личности. И в этом отношении общая профилактика на виктимологической основе тесно связана, переплетается с общей профилактикой потенциального правонарушителя и преступности как социального явления. В одном случае формы и методы общей профилактики способствуют сокращению виктимности потенциальных жертв, а в другом – «разрушению» антиобщественной установки возможного преступника. А в результате повышается эффективность профилактики преступности вообще.
Органы внутренних дел осуществляют общепрофилактические мероприятия как самостоятельно, так и совместно с другими государственными органами, учреждениями и общественными организациями. В последнее время в ряде регионов Российской Федерации стали возрождаться имевшие в доперестроечный период широкое распространение планы социально-экономического развития отдельных предприятий, производственных объединений, городов, районов. Такие планы включают в себя широкий комплекс мероприятий экономического, социального, культурно-бытового, воспитательного характера. Во многие из них как составная часть входят комплексные планы профилактики, в разработке которых принимают участие работники органов внутренних дел. Они позволяют обеспечить предметность и целенаправленность всех общепрофилактических мероприятий, призванных активно формировать у граждан общественную позицию, убежденность, уважение к закону и правилам общежития, содействовать улучшению правового воспитания населения.
Общество в целом, его социальная структура, особенности, определяемые присущим данному строю способом производства и распределения, укладом жизни, влияют на формирование личности не столько сами по себе, сколько через окружающую данного конкретного человека микросреду. В непосредственной жизненной среде, окружающей человека, действуют как положительные факторы, позитивно влияющие на формирование его личности, так и отрицательные факторы, усугубляющие при определенных условиях негативные качества и свойства личности, лежащие в основе ее ненадлежащего поведения. Эти факторы при формировании личности не просто механически вытесняют друг друга в зависимости от положительных или отрицательных жизненных обстоятельств, в которых оказывается человек, а преломляются через его психику, сознание. Но поскольку общественная среда российского общества (макросреда), в условиях которой осуществляются экономические, социально-культурные, воспитательные мероприятия государства, оказывают неизмеримо более сильное влияние на сознание субъекта, чем случайные отрицательные факторы его микросреды, общественное сознание в конце концов становится для него определяющим. В этом состоит, на наш взгляд, содержательная сторона обшей профилактики на виктимологическом уровне.
Однако результаты общей профилактики будут тем успешнее, чем полнее она дополняется мероприятиями по совершенствованию микросреды, ближайшего окружения человека в каждый данный момент, чем выше ее (микросреды) положительное влияние на личность.
Виктимологическая составляющая
милицейской службы
Накопленный криминальной виктимологией практический и теоретический материал о количественных и качественных характеристиках отдельных категорий потерпевших от уголовных преступлений позволяет произвести их классификацию с точки зрения их виктимной предрасположенности. Как отмечалось выше, есть профессии и даже службы, которые объективно повышают виктимность лиц, избравших такую профессию или службу своим жизненным призванием. Так, например, кассиры, инкассаторы, охранники, представители некоторых других профессий уже в силу выполняемой ими работы нередко становятся жертвами преступников.
Повышенную опасность в виктимном отношении таят в себе милицейские службы, особенно уголовный розыск, служба борьбы с организованной преступностью, патрульно-постовая, безопасности дорожного движения (ГАИ). Работникам милиции ежедневно приходится лицом к лицу встречаться с нарушителями правопорядка, включаться в разрешение различных, порой острых конфликтных ситуаций между другими людьми, становиться на пути правонарушителей, осуществлять их преследование и задержание.
Выполнение этих служебных обязанностей, естественно, чревато для работников милиции реальной опасностью подвергнуться нападению со стороны преступников. И чем менее профессионально подготовлен сотрудник милиции к отражению возможной агрессивной реакции правонарушителей, тем больше вероятность причинения ему вреда с их стороны.
К сожалению, в силу ряда объективных и субъективных причин, в том числе и в результате недооценки виктимологических аспектов службы милиции, приходится нести неоправданные потери среди личного состава милицейских подразделений. И как это ни печально, но число сотрудников милиции, погибших или получивших ранения при исполнении служебных обязанностей, на протяжении многих последних лет не только существенно не сокращается, а с годами возрастает.
Одна из первых попыток проанализировать причины и условия потерь среди сотрудников милиции при исполнении служебных обязанностей и на этой основе выработать для них определенные защитные и превентивные меры безопасности была предпринята Управлением кадров МВД СССР еще в 70-е годы прошлого столетия. Абсолютные цифры погибших и получивших ранение (по любым причинам) сотрудников в ту пору скрывались за грифом «сов. секретно». Относительные же свидетельствовали о следующем. Если общее число сотрудников, погибших и получивших ранения в 1974 г. при исполнении служебных обязанностей, принять за 100%, то только в результате прямого нападения на них преступников погибло около 16% и было ранено свыше трети всех пострадавших, а при задержании и преследовании правонарушителей было убито почти 11% и ранено около 29% потерпевших.
Другими словами, более чем каждый четвертый сотрудник погиб в результате нападения преступников либо при их преследовании и задержании и почти 64% из общего числа раненых получили травмы при этих обстоятельствах.
В 2000 г. волей служебных обстоятельств автору данной работы довелось вновь обратиться к этой проблеме. Гриф секретности с потерь личного состава органов внутренних дел был уже снят. И абсолютные цифры свидетельствовали: если в 1994 г. при исполнении служебного долга погибло 190 сотрудников, то в 1999 г. – уже 327. Количество же раненых работников милиции ежегодно превышает, как правило, в 2–2,5 раза число погибших. В 1999 г., например, при исполнении служебного долга получили ранения 707 человек. Большинство сотрудников погибает и получает ранения при преследовании и задержании преступников или в результате нападения на них преступников.
Исследования зарубежных специалистов также подтверждают повышенную групповую виктимную предрасположенность лиц, несущих службу по охране правопорядка. Например, в ФРГ были изучены дела о преступных посягательствах против водителей такси, инкассаторов, кассиров, почтальонов, разносящих деньги, и полицейских. На основании полученных данных авторы исследования пришли к выводу о том, что «наиболее опасной с точки зрения уголовных преступлений показала себя профессия полицейского» .
Попытки получить современную информацию по вышеобозначенным позициям не имели успеха ни в абсолютных, ни в относительных показателях. Видимо, положение дел с небоевыми потерями среди личного состава ОВД в первом десятилетии нового столетия в лучшую сторону не изменилось, о чем косвенно может свидетельствовать названное в одной из статей в газете «Щит и меч» количество погибших при исполнении служебного долга сотрудников милиции в 2002 г. – 605 человек .
Однако, несмотря ни на какие цифры, объективно повышенная групповая виктимность сотрудников милиции требует, естественно, более серьезного внимания к вопросам их безопасности при выполнении служебных задач, разработки системы действенных мер, направленных на профессиональное развитие способности работников к сопротивлению агрессии преступников и самозащите. Такие меры следует разрабатывать прежде всего для наиболее типичных критических ситуаций, в которых сотрудникам милиции чаще всего наносится физический вред правонарушителями. Но для этого и в центральном аппарате, и на местах (в МВД, ГУВД, УВД субъектов Федерации) должна иметься достаточная статистическая и социально-демографическая информация о сотрудниках, пострадавших от рук преступников, об их личностных характеристиках и поведении в предпреступной ситуации, в момент совершения противоправного акта и после его совершения.
Практическим шагом для получения и накопления такой информации могли бы стать материалы расследований уголовных дел, а также обязательных служебных расследований по каждому факту гибели или ранения работников органов внутренних дел при исполнении ими служебных обязанностей, анкетирование пострадавших (раненых), тактические разборы их поведения в критических ситуациях, научное описание конкретных случаев причинения вреда сотрудникам (виктимография) и другие источники информации о жертвах такого рода.
Отсутствие подобной информации отрицательно сказывается не только на качестве научных исследований особенностей милицейской службы на виктимологическом уровне, но и на организации профилактической работы с сотрудниками, уровне их специальной профессиональной подготовки.
Однако даже те данные о жертвах преступления – сотрудниках милиции, которые имеются в кадровых аппаратах в центре и на местах в настоящее время, позволяют выделить некоторые наиболее типичные условия и обстоятельства гибели и ранений сотрудников при исполнении служебного долга. В их числе в первую очередь надо отметить следующее:
низкий уровень организации проводимых операций по преследованию и задержанию преступников;
слабая боевая и физическая подготовка отдельных сотрудников милиции;
нарушения порядка несения службы;
небрежное обращение с табельным оружием.
Видимо, не будет преувеличением утверждение о том, что главной причиной наличия перечисленных выше условий и обстоятельств потерь личного состава милиции являются серьезные упущения в организации и методике профессиональной подготовки сотрудников, а также отсутствие должного контроля неукоснительного соблюдения установленного регламента их служебной деятельности.
Теоретически каждый сотрудник милиции должен в совершенстве владеть табельным оружием, умело пользоваться специальными и защитными средствами, отлично владеть приемами самбо, всегда безукоризненно соблюдать установленные правила несения службы. На практике же этим, казалось бы, само собой разумеющимся требованиям отвечают далеко не все сотрудники, особенно молодые.
В органах внутренних дел происходит закономерный, объективный процесс постоянного обновления кадров. На смену выслужившим сроки службы приходят молодые сотрудники. У них есть задор, энергия, желание трудиться на ниве охраны правопорядка. И большинство из них добросовестно относится к службе, но, к сожалению, далеко не всегда это подкрепляется достаточным профессиональным умением и опытом.
В тех органах и службах внутренних дел, где обучение молодого пополнения максимально приближено к отработке практических задач, широко практикуются групповые упражнения и оперативные тренировки, уделяется должное внимание боевой и физической подготовке сотрудников, там молодое пополнение, новички быстрее приобретают навыки грамотных действий в сложной оперативной обстановке, у них воспитываются высокие морально-волевые качества. В таких подразделениях милиции и потери личного состава – явление довольно редкое.
К большому сожалению, на местах еще недостаточно специально оборудованных городков, учебных полигонов, на базе которых можно было бы создать для обучающихся условия, максимально приближенные к реальной обстановке, в которой сотрудникам приходится нести службу по охране правопорядка, участвовать в преследованиях и задерживать преступников.
Между тем только в обстановке, аналогичной сложным реальным жизненным условиям, можно воспитать у сотрудников повышенную способность к сопротивлению правонарушителю и успешной самозащите. Поэтому процесс профессиональной подготовки в органах и подразделениях должен быть организован так, чтобы обучающиеся сотрудники пережили духовно и преодолели физически все те трудности, которые могут им встретиться при выполнении служебных задач. В этом, по мнению специалистов-виктимологов, состоит один из эффективных путей снижения потенциала групповой виктимности сотрудников милиции.
С проблемой групповой предрасположенности работников милиции становиться в некоторых ситуациях жертвами преступников непосредственно связаны и вопросы индивидуальной виктимности конкретных членов милицейских коллективов. Высокая эмоциональная напряженность, физические и психические перегрузки, характерные для милицейской профессии, требуют определенных личностных качеств, отсутствие которых делает сотрудника не только «слабым» милиционером, но и личностью с повышенным потенциалом индивидуальной виктимности.
К примеру, наличие таких личностных качеств, как психологическая уравновешенность, способствующая терпимости, рассудительности и разумной расчетливости, снижает уровень индивидуальной виктимности (предрасположенности) любого человека, в том числе и работника милиции, оказаться жертвой преступления. И наоборот, несдержанность характера, импульсивность, раздражительность, ведущие (особенно в конфликтных ситуациях) к потере контроля над своими поступками, повышают индивидуальную виктимность. Человек с подобными свойствами характера нередко собственными непродуманными, некритическими, импульсивными действиями провоцирует ответную, зачастую агрессивную реакцию других людей против себя и, как правило, с тяжелыми последствиями для собственной жизни и здоровья.
Данное обстоятельство требует от руководителей органов внутренних дел, работников кадровых аппаратов учитывать все это при отборе сотрудников на службу в милицию, памятуя также и о том, что страж порядка в своей практической деятельности пользуется широкой самостоятельностью в выборе форм поведения и мер обращения с гражданами.
На все случаи жизни просто невозможно разработать рекомендации, как вести себя в той или иной ситуации. Но общие положения наукой и практикой определены давно: поведение сотрудника милиции должно всегда строго соответствовать требованиям закона и принципам общечеловеческой морали. В отношении с гражданами сотрудник должен быть корректным и справедливым, всегда выдержанным и вежливым, обладать быстрой реакцией и способностью принимать правильные решения в сложной обстановке.
Отсюда напрашивается вывод о том, что особенности милицейской профессии, в частности ее повышенная виктимность, требуют научно обоснованного определения психологических свойств личности сотрудника и специфических качеств профессиональной подготовленности его к нелегкой милицейской службе.
Каждый сотрудник не только должен быть патриотом своего Отечества, политически зрелым и морально устойчивым гражданином, но и обладать определенными психологическими качествами для занятия той или иной должности. К сожалению, этим вопросам руководители органов внутренних дел и их кадровые аппараты до сих пор не уделяют должного внимания. Хотя совершенно очевидно, что при разумном дополнении проверенных годами и оправдавших себя на практике форм и методов изучения кандидатов на службу новыми, основанными на последних достижениях науки, и в первую очередь криминальной виктимологии и судебной психологии, можно было бы избежать многих упущений в профессиональном отборе кандидатов на службу в органы внутренних дел, поставить более надежный заслон для проникновения в ряды милиции людей с повышенной индивидуальной виктимностью.
Немаловажным элементом профессионального отбора сотрудников милиции является оценка физических данных кандидата. Практика свидетельствует, что преступник подчас осуществляет самый настоящий выбор своей жертвы, учитывая при этом и возможности физического сопротивления потенциального потерпевшего противоправному акту. Поэтому высокие требования к состоянию здоровья и физической подготовке лиц, принимаемых на службу в милицию, являются еще одной предпосылкой отсева таких кандидатов, которые по объективным данным чаще других могут оказаться жертвами преступников.
Высказанные соображения о некоторых виктимологических аспектах милицейской службы не претендуют на полноту и законченность. Криминальная виктимология – молодая отрасль научных знаний, делающая лишь первые шаги на пути познания жертв преступлений, их специфических отношений с преступником, выработки более эффективных средств защиты потенциальных пострадавших от причинения им физического, имущественного и морального вреда, решения других проблем жертвы уголовного преступления.
Однако повторимся: уже на современном уровне ее развития криминальная виктимология открывает более широкие возможности для организации профилактики правонарушений и борьбы с преступностью как в целом, так и по отдельным их направлениям. В частности, ее выводы и рекомендации могут подсказать новые оригинальные пути дальнейшего повышения безопасности сотрудников органов внутренних дел при выполнении ими служебных задач.